Кудряшки снова поплыли к дому и исчезли из поля зрения. Рейлан прислушался: да, так и есть… шаги внизу… голос… еще шаги…
Крышка люка откинулась, и голова Грейс появилась в проеме, как чертик из табакерки.
— Ты тут?
— Да…
И улыбнулся, сам того не желая — уж очень она была хорошенькая и растрепанная.
Грейс сноровисто вскарабкалась на чердак и подошла ближе.
— Мне надоело в чулане сидеть, — пояснил Рейлан, пожав плечами. — Ты уже закончила с цветами?
— Да, левую сторону дорожки сделала — а правую буду делать завтра. У меня земли не хватает, сегодня еще докуплю. Сейчас передохну немного — и пойду дерево рисовать.
— Дерево? Какое дерево? — он похлопал себя по колену. — Посиди со мной.
— Я хочу на стене в холле нарисовать дерево, — Грейс села на пол между его раздвинутыми ногами и оперлась спиной об обхватившую ее руку. Настроение Рейлана подскочило сразу на несколько градусов… и еще на несколько, когда она потерлась щекой об его плечо.
От нее пахло улицей — нагретой землей, травой и солнцем. Он зарылся лицом ей в волосы и глубоко вдохнул.
— Ты так ни о чем и не хочешь меня спросить?
— Скажи, а почему… если ты полицейский — почему ты до сих пор прячешься? — поинтересовалась она нерешительно.
«Если ты полицейский…» Рейлан ничем не показал, как задели его эти слова.
— У меня есть телефон для связи в Техасе, — объяснил он, — но дело в том, что там, в тюрьме, я наткнулся на нечто куда более крупное… словом, теперь я не знаю, насколько могу доверять этому человеку — а главное, тем, кому он доложит о моем звонке. Так что я предпочитаю действовать сам. Снимут посты на дорогах — доберусь до Сан-Диего, так надежнее всего.
Он обдумывал этот вариант: сдаться местной полиции, сказать, что он тоже полицейский, потребовать, чтобы позвонили его начальству — в конце концов, это же Колорадо, а не Техас! Но потом понял, что может провалить всю операцию — кто даст гарантию, что ни у кого из местных полицейских нет родственников или друзей в Техасе и что в очередном разговоре случайно не всплывет его имя.
Пока там, в тюрьме, уверены, что он — всего лишь Рейлан ОʼКиф, неудачливый грабитель, случайно увидевший то, что ему не положено было видеть, никто особо не будет беспокоиться. Если же они узнают, что он полицейский — начнут заметать следы.
— Ну что — так больше ни о чем и не спросишь? Ладно. — Он вздохнул. — Сам расскажу. Я женат уже шесть лет. Сначала все нормально было, но последние года два мы много ссорились. И расстались нехорошо. Вечером, перед самым моим отъездом, поругались в очередной раз, я хлопнул дверью и ушел. Познакомился в баре с девушкой, провел у нее ночь… До того я жене никогда не изменял, а тут… накатило что-то. Вроде как ей назло сделать захотелось. А утром пришел домой, собрал вещи и уехал. Больше я не видел ее и не звонил. За эти месяцы в тюрьме у меня было время все обдумать — и, когда вернусь, буду подавать на развод… если она этого уже не сделала.
— А дети у тебя есть?
— Нет, — Рейлан покачал головой. — Сначала мы решили подождать с этим, пока не купим дом, да и Барбара довольно успешно карьеру делала — жалко было бросать. А потом… уже не до того было. Понимаешь, два года назад я перешел в ОВР, — уловил вопросительный взгляд Грейс и пояснил: — Это отдел внутренних расследований — полиция внутри полиции. И большинство полицейских относятся к нам не слишком хорошо. Называют «гестаповцами», считают, что мы только портим всем жизнь и «копаем среди своих». А Барбара — она из семьи полицейских… И она все время требует, чтобы я ушел с этой работы. Мы ссоримся, она плачет, я злюсь… какие уж тут дети.
До сих пор Рейлан никогда и никому не рассказывал о своих проблемах, даже отцу с матерью — приезжая к ним, они с Барбарой неизменно вели себя как образцовая любящая пара, а что зреет под спудом этой «любви», никто не знал. Но сейчас ему хотелось рассказать все — и именно ей.
Грейс пошевелилась и подняла голову. Сказала задумчиво — совсем не то, что он предполагал:
— А может, она просто боится за тебя? Может, ей страшно, когда ты уходишь на эту свою… работу — и она никогда не знает, вернешься ли ты?
Он опешил: это что — и есть та самая пресловутая женская солидарность?! Попытался объяснить:
— Да нет, я и до того, бывало, под прикрытием работал. И никаких разговоров не было — я же говорю, у нее отец полицейский, она знала, за кого замуж выходила. А перешел в ОВР — и началось! Ей важно только то, что ее знакомые нас теперь реже приглашают на вечеринки и ей, как она говорит, «стыдно им в глаза смотреть»! А я дело делаю, нужное дело! Полицейский, который нарушает закон — это в сто раз хуже, чем любой другой преступник! — Грейс испуганно взглянула снизу вверх, он понял, что почти кричит, взял себя в руки и заговорил спокойнее: — Первые пару недель, пока меня готовили, она могла позвонить — у нее был телефон. Но не позвонила, хотя знала, что операция предстоит тяжелая…