Я беспомощно смотрю то на Стоуна, то на Эбби.
— Сделайте что-нибудь!
— Я… — девушка качает головой в замешательстве. Она помешала парням причинять боль друг другу, но не собирается помогать мне и останавливать их от избиения моего отца.
— Он же сказал, что не знал! Стоун! — я молю его сквозь слезы. — Он же мой отец!
Стоун шумно выдыхает.
— Черт, — он молниеносным движением вырывает из рук Эбби пистолет и выстреливает им в потрескавшийся потолок.
От очередного выстрела мои барабанные перепонки взрываются болью. Гипсокартон падает сверху, оседая на плечах собравшихся белым снегом. Несмотря на творящийся хаос, все, как ни странно, замирают на месте.
— Достаточно, — говорит Стоун.
Нокс встаёт прямо перед Стоуном, не заботясь о пистолете между ними:
— Это Смотритель. Он обязан умереть.
Папа полулежит на полу. Он смотрит мне в глаза, пока кровь стекает по его избитому лицу. Его губы снова и снова бесшумно повторяют одно и то же слово: «прости».
— Пожалуйста, — молю я сквозь рыдания, — это мой папа.
— Он сказал, что не знал правду, — говорит Стоун, обращаясь ко всем сразу.
— С каких это пор тебе есть дело до этого? — взрывается парень с черным ёжиком на голове. — Он отвернулся, не потрудившись поинтересоваться, что происходит в тех домах. Он признался, что узнал обо всем позже, так почему же те мрази не оказались в тюрьме? Оу, конечно, потому что все эти ублюдки заодно. Этот парень должен заплатить.
— Если он хочет умереть быстро, ему лучше бы рассказать нам правду о том, где сейчас удерживают мальчиков.
Стоун заслоняет своим телом отца, поворачиваясь лицом ко всем:
— Только попробуй, и я перережу тебе глотку, — каждое его слова наполнено неоспоримой уверенностью.
Комната в очередной раз погружается в тишину. Все парни выглядят потрясёнными, если не возмущёнными.
Стоуна превосходят численностью, но в его руке пистолет. Кто же выиграет? Я чувствую, что победителей не будет, ведь каждый человек в этой комнате потерпит поражение, если один брат навредит другому.
— Какого хера ты творишь, Стоун? — спрашивает его Нокс.
Стоун смотрит на меня. Ярость и решительность на его лице превращают его в прекрасную ненастоящую скульптуру, отчего я отчаянно желаю снова увидеть мужчину, с которым потеряла девственность.
Но я улавливаю что-то новое в его взгляде. Что-то изменилось в нем.
— Те ублюдки издевались и запугивали нас как животных, — говорит он всем, — но мы не животные. К черту все.
— Это точно, мы не они, но... — отзывается Нокс.
— Мы услышали его версию событий, — Стоун продолжает властным голосом. — И теперь только подумайте, чего мы можем добиться вместе.
Братья смотрят на него. Я вижу, сколько силы и энергии скопилось в их телах, они напоминают мне звезды, горящие изнутри.
Я проскальзываю между Грейсоном и Ноксом, почти ожидая того, что они схватят меня и порвут голыми руками.
Подбегаю к отцу, который все еще опирается спиной на стену.
Приподнимаю его голову и кладу к себе на грудь. Он кажется ледяным. Господи, как сильно они навредили ему? Но с другой стороны, все могло быть еще хуже.
— Папа, — шепчу я ему на ухо.
— Принцесса, прости меня. Мне так жаль. Я никогда не хотел, чтобы ты узнала правду. Ты или твоя мама. Никогда не хотел, чтобы они прикоснулись к вам.
— Но был не против, когда касались нас, — издевательским тоном говорит Грейсон.
Я сжимаю папину руку, сосредотачивая все его внимание на себе. Стоун подарил мне эту возможность, и теперь мне все надо сделать правильно.
— Как ты узнал правду? — спрашиваю я папу.
Несмотря на то, что я жажду узнать правду, мне все равно больно слышать ответы.
— Сразу после пожара. Огонь перекинулся на соседний дом, поэтому им пришлось рассказать мне обо всем. Они назвали произошедшее несчастным случаем.
За моей спиной раздаётся фырканье, предположительно Грейсона.
— Дорман, покойный губернатор, был вовлечён во все это. Тогда он только пришёл в политику. Он сказал, что мне заплатят за спаленные дома, но им понадобится на это какое-то время. Я уверял его, что все в порядке, потому что имущество было застраховано, на что он ответил, что ни одна живая душа больше не должна ступать туда ни ногой.
На мою заднюю поверхность шеи ложится тяжёлая рука, мягко массируя и даря чувство комфорта. Мне не надо оборачиваться, чтобы понять, кому она принадлежит. Мурашки скользят вниз по позвоночнику, пока моё тело трепещет под нежным прикосновением.
— Что было дальше? — спрашивает Стоун рядом.
— Мне стало любопытно, — папа отводит взгляд, и мне требуется секунда, чтобы распознать эмоции на его лице. Первый раз в жизни я вижу смущение в его глазах. — Я должен был разузнать все раньше, но я бы никогда и не подумал... Все они были уважаемыми людьми… — он откашливается, сплёвывая на пол кровь. — Однажды ночью я отправился туда, ожидая обнаружить что-то вроде закрытого покерного клуба или, на худой конец, массажный салон с особыми видами услуг.