Кто же мог подумать, что слезы, градом льющиеся из глаз Изабеллы, долетят до обнаженного торса юноши и обожгут его своей неожиданностью. Парень невольно повернул голову и увидел огромный карий глаз с поволокой, переполненный горючими слезами. Слезы капали и капали из глаза в потолке, и по телу юноши, уже потек ручеек.
-Эй, у вас там таянье ледников, что ли? Глобальное потепление и до нас добралось? Не кажется ли Вам, что еще немного, и Вы меня утопите? Ведь источник, похоже, неиссякаемый?
Изабелла ойкнула и, поняв, наконец, что обнаружила себя, закрыла дырочку в ковре своей подстилкой.
Парень говорил довольно сердито, но Изабелле его веселые глаза показались добрыми - добрыми. Она не заметила, как успокоилась и заснула.
Часть 2
На другой день Патимат разбудила ее рано, очень рано. Небо в окнах только-только начинало сереть. Старушка по-прежнему спала, Изабелле показали, где туалет, где умыться, но поторапливали несколько раз, пока она приводила в порядок свои роскошные светло-каштановые пышные волосы. Патимат предупредила Изу, очень сердито предупредила, что она слишком долго возится, и, если так будет продолжаться, ее будут поднимать еще раньше.
Из-за волнения и страха, руки Изабеллу не слушались, волосы путались. Тогда она решительно скрутила их в узел и покрыла выданной ей форменной косынкой. Фартук оказался в тон косынке. Когда Иза надела его через голову, он закрыл ее собственное платье почти полностью, оставив незакрытым только рукава.
Суровая Патимат со злобно сжатыми губами проводила Изабеллу на кухню, отделенную от дома недлинным, застекленным сверху донизу коридором, превращенным благодаря обилию тропических растений и небольшому фонтану, в изумительной красоты зимний сад. Подспорьем яркому дагестанскому солнцу служили лампы дневного света, всю ночь и даже днем освещающие плотную темно-зеленую листву и яркие нежные цветы.
Кухня сияла чистотой, красивым современным гарнитуром и посудой, удобной для приготовления не только национальных блюд.
Женщина, которая ее привела, ушла, оставив Изу на попечение другой, которая тоже ушла, хоть и успела перед этим сказать, что ее зовут Кахрабат, что она будет поблизости, если у Изабеллы возникнут вопросы.
Но вопросов не оказалось.
Оставшись одна, Изабелла успокоилась, быстро сориентировалась, нашла все, что ей могло понадобиться, и окунулась в привычную для себя работу. Она завела опару на турецких дрожжах для хлеба, а для чуду выбрала французские.
Пока подходило тесто, Иза приготовила пюре для начинки, натерла на терке сыр и мелко покрошила мокрицу, предварительно вымыв ее и обдав кипятком. Сколько ей всего готовить, она не знала, но и спрашивать, решила, не будет, потому что выросла в многодетной семье, и ей привычно было готовить много. Испекла десяток лавашей, и, сложив их в корзинку, накрыла большой салфеткой. Они получились румяными, потому что Иза не поленилась смазать их перед выпеканием взбитым яичком.
Единственное, что ее очень беспокоило - это соль. В их семье слишком соленое не ели - приучила мать. Она всегда говорила: «Недосол на столе, а пересол - на голове».
Мать у Изабеллы была русская и очень любила поучительные русские поговорки. Изабелла боялась расплакаться, вспоминая мамины руки, которые делали все дела ловко и правильно и мелькали целые дни то тут, то там в их доме, а иногда, успокоенные, нежные, так мягко, так ласково гладили ее щеки и волосы, что от их прикосновения становилось легко и радостно на душе. Она привыкла думать, что из-за хромоты вряд ли кому приглянется, и тогда для нее лучшим выходом будет жизнь под одной крышей с ее милыми родителями до самой старости, чтобы суметь помочь этим сильным пока маминым рукам тогда, когда силы их покинут, и они будут искать вокруг себя надежную опору.
Но так думать, так мечтать могла Изабелла раньше, когда жила еще дома, в Зеленокумске, а теперь, когда она так далеко от близких, на родине отца, когда вокруг враги ее отца, суровые и опасные люди, Изабелла мечтать уже не смела, потому что будущее её может оказаться весьма и весьма коротко.
Заметив, что грустные мысли мешают ритму работы, Изабелла стала, напевать любимую даргинскую песню и дело стало спориться. Мелодия была танцевальной и под нее танцевали Изины руки. Она отдыхала от беготни на кухне, пока, сидя на стульчике возле духовки, раскатывала на старинном, очень удобном низком столике лепешки для чуду, заполняла начинкой то из картошки, то из сыра или из травы со сливочным маслом. Потом снова тонко раскатывала и выпекала их на сухом противне. Готовые чуду она складывала стопкой, смазывая сверху сливочным маслом. Потом каждую стопку в отдельности она еще раз прогрела в духовке и вынула на три блюда, накрыв высокими крышками. От аромата чуду у Изы закружилась голова - ей очень хотелось есть.