И не узнаешь,
Как оторвется
Души кусочек,
Ты заболеешь -
Не спи сыночек.
Вернувшись в кухню с пучком зелени из кладовки, Иза оборвала песню.
- Что же вы замолчали, Изабелла? Мне понравилось, - сказал Нурмагомед Алиевич. - Голос приятный, только песня какая-то странная, несовременная, несколько даже мистическая какая-то, жуткая. Вроде и слова понятны, да от них дрожь по коже. Откуда она? Где вы ее услышали?
- Извините, я просто забылась, - не моргнув глазом, солгала Иза. - Привыкла петь во время работы, - объяснила она всем присутствующим, - вот задумалась и машинально запела, не сдержалась. Забыла, что я не одна. А песня эта русская, крестьянская. С воронежского Черноземья привезла ее моя прапрапрабабушка. Извините еще раз.
Иза продолжила работу, надеясь, что Абдусалам услышал ее песню и проснулся. Она заправила творог солью и перемешала. Тесто раскатала в виде лепешек. На одну половину положила творог, другой половинкой закрыла и кондитерской формочкой вырезала язычки, потом выложила на противень и испекла в духовке. Горячие ароматные язычки Иза обильно смазала сливочным маслом и посыпала толокном.
Все присутствующие на кухне невольно крутили головами в сторону аппетитных язычков и постарались поскорее закончить обыск, а этого Иза и добивалась.
- Никого здесь нет и быть не может, - объявил Нурмагомед, с нетерпением протягивая руку к горке язычков на блюде.
- Вы позволите? - спросил он у Изы.
- Да, конечно, угощайтесь, - ответила она, устало отводя тыльной стороной руки волосы со лба.
- Как вкусно! - почти хором воскликнули все, кто отведал язычки. И взяв в свободную руку еще по одному пирожку, все стали выходить, объясняя, что не хотят мешать поварихе работать.
- Все перерыли, везде поискали. Нет здесь мальчишки и нечего зря антисанитарию разводить, - объяснили они друг другу.
Изабелла радовалась, что сбылось ее желание, что поиски Абдусалама в ее кухонных владениях прекратили, что мальчика здесь не нашли, и у нее есть запас времени для переговоров с Маратом или даже с Джамалом, чтобы родня смогла помочь хоть чем-то маленькому беглецу.
На выходе следователь задержался, и было понятно, что сделал он это нарочно, чтобы взять Изабеллу за руку, и, наклонившись, сделать вид, что хочет поцеловать.
Но не поцеловал, посчитав, видимо, ниже своего достоинства целовать руку, пусть миловидной, но все же простой поварихи. И, хотя слова при этом он произносил ласковые, но Изабелла сумела ощутить в них некоторое высокомерие и снисходительность.
- Какие восхитительные волшебники ваши пальчики! Каждый раз пробую на вкус их изделия, и ловлю себя на мысли, что хочу находиться неподалеку от них постоянно, ну, что тут поделаешь?
Иза высвободила руку, помогая другой своей рукой разжимать его пальцы и, плотно сжав губы, чтобы не сказать грубость, потому что все эти знаки внимания со стороны следователя были ей в тягость. Она боялась, что кто-нибудь увидит его навязчивые ухаживания и передаст Марату, а тот полезет в драку.
«Ко всем неприятностям этого только не хватало», - подумала Иза и, будто набрав в рот воды, не проронила ни слова в ответ на реплики следователя, чтобы не дать ему повода остаться на кухне дольше остальных. Только закрыв за ним дверь, она облегченно вздохнула полной грудью, вставила в ручку двери ножку стула и поспешила к Абдусаламу, неся на тарелочке горячие язычки для него.
- Абдусаламчик, ты там живой? «Открой окошко, дам тебе горошка». Смотри, что я тебе принесла, - со всей лаской в голосе, на какую только была способна, обратилась к пареньку Иза.
Взлохмаченная темноволосая голова, после некоторой возни и скрипов, высунулась в дверцу антресолей.
- Выспался? Как ты там? На, поешь. Может, тебе сметанки дать или баранину? А может, русского борща хочешь, от обеда остался?
- Давай. Борща, - с полным ртом ответил мальчик.
Наконец, наевшись, Абдусалам попросился в туалет, но когда слез с антресолей, вдруг стал дрожать крупной дрожью, скрючился, согнулся. «Старик-стариком, а не двенадцатилетний мальчик, - подумала Иза и спросила:
- Что с тобой, Абдусаламчик?
- Боюсь я.
- Не бойся ничего, я с тобой. Пойдем, я тебя доведу до туалета.
От мальчишки несло мочой, видимо он не раз уже не удержался. Рубашка была порвана.
«Надо бы ему чистую одежду принести, а то его по запаху найдут, если получше искать примутся».
Когда Абдусалам вернулся, то опять поспешно залез на антресоли, потому, видимо, что только там он чувствовал себя в безопасности.
- Ты руки помыл?
- Помыл.
Тебе больше ничего не хочется?
Сморщившись, готовый заплакать, мальчик пролепетал: