Марат и Иза все это время сидели в комнате родителей Абдусалама на тахте, сторожили его, обсуждая случившееся, гадали, что теперь с ним будет, и целовались, целовались, целовались.
Рано утром пришла Кахрабат.
- Марат, Изабелла, что вы здесь делаете? Я уже полчаса ищу Изу, чтобы вести ее на кухню, а ее нигде нет. Что все это значит, что еще за новости?
- Есть, конечно, и новости, Кахрабаточка, но их тебе будет рассказывать Джамал, если сочтет нужным. А пока иди, поздоровайся с Абдусаламом, одевай его, и пойдем к Джамалу.
Ошарашенная Кахрабат выполнила все указания вконец обнаглевшей заложницы. Она кожей чувствовала, что та сегодня вправе ею командовать. Даже грозный Джамал звука не проронил при виде Изабеллы на пороге своего кабинета, в то время, как заложница должна была на кухне готовить завтрак. Пропустив вперед Абдусалама, Изабелла и Марат чинно расселись на стульях у входа в кабинет. Кахрабат вначале машинально села рядом с ними, но, встретившись взглядом с Джамалом, поспешно поднялась со стула и, не поднимая глаз, тихо вышла из кабинета.
-Явился, беглец? Никому не нужен оказался? Теперь ты тихий, скромный, как ягненок, да только ты волк в овечьей шкуре! Ты что ж это натворил. мерзавец?! Ты на кого руку свою поганую поднял?! На самое святое - на отца родного?! Тебя с детства учили старших почитать, уважать, а ты - убивать?!
В страшном сне такое приснится - побоишься просыпаться. Если бы кто-то сказал мне раньше, что мой родной внук убьет моего родного сына, своего родного отца, я ни за что не поверил бы, я б такого негодяя сам убил бы, пусть даже сидеть лет пятнадцать пришлось бы за это убийство, зато не позволил бы такой ужас предсказывать. А тут все на самом деле - и внук передо мной сидит, мой собственный, и отца уже его похоронили, и мать его уже в сумасшедшем доме, и трое детей моего сына плачут по углам от безысходного сиротства. Уму непостижимо: родной сын с пеленок вынашивает план убийства своего родного отца, да потом к тому же столько времени смог притворяться и скрывать свое преступление! Ты себе представляешь, щенок, что натворил?
Джамал перешел на аварский, все больше и больше распаляя себя с каждым следующим словом. В кабинет в разгар речи деда вошла бабушка Абдусалама Барият и попыталась, видимо, успокоить Джамала. Тот не мог не прислушаться. Из уважения к Барият он перешел на злое шипение, вместо крика. Абдусалам заплакал. Было видно, что мальчику очень страшно, он снова затрясся, будто в ознобе. Изабелла не выдержала, подошла к Абдусаламу и прижала его голову к своей груди.
- Джамал, Сарабия уже не вернешь, надо думать, как жить дальше! Вы же пообещали помочь? Что же вы Абдусалама травите, издеваетесь? Посмотрите, ведь ему плохо. Это же пытка для мальчика! Вы ведь его с ума сведете!
- Ах, бедненький, ах, жалкенький, ах, несчастненький! Барият мне до утра эту песню пела и ты такая же! Этот невинный мальчонка родного отца хладнокровно кинжалом заколол, как барана жертвенного, да мать родную в психушку далеко не по санаторной путевке отправил, а мы с ним тут, видишь ли, чикаться должны. Как же! Нельзя же расплескать, драгоценную юную душу, угробившую, (подумаешь!) отца родного, деспота эдакого, да мать несчастную в психушку запертую, да сиротами троих невинных крошек оставившую! Отвечай мне, чтобы все слышали: осознал ли ты, что натворил? Понял ли ты, сколько горя принес? Раскаялся ли?
- Я не знаю, что такое «раскаялся». Мне жалко маму. Очень жалко. Я хотел ее защитить. Я не хотел, чтобы всем было горе, но я не знал, что можно сделать, если отец все время бьет мать, изменяет ей, уезжает к другим женщинам, а над мамой смеется. Я не знал, как остановить его. Чтобы он в тот вечер не прогонял маму из дома, как сделать, чтобы мы, ее дети, остались жить со своей мамой.
- «Я»! «Я»! «Я»! «Я не знал, я не думал». Не маленький уже, но научился только ножом орудовать, людей убивать! Прощения тебе нет, и никогда до конца твоей жизни не будет. Уж я об этом позабочусь, а пока придется всем присутствующим забыть о том, что они знают убийцу Сарабия. К девяти придет следователь и ему не надо знать, где нашли Абдусалама и, о чем он рассказал. Надо будет сказать, что он вернулся сам, я уже предупредил свою дальнюю родственницу в поселке Оборона, ведь этот поселок на самом берегу моря и туда внук вполне мог добраться пешком из Мамед-Калы. И оттуда, впрочем, тоже. Вопрос в том, сможет ли Абдусалам твердо отвечать следователю? Отвечать не то, что было на самом деле, а так, как я его научу? Если сможет, то все подозрения будут сняты с Абдусалама и в убийстве, скорее всего, обвинят его мать Патимат, которая отвечать за это не будет по состоянию здоровья.