- Почему ты решил подарить маме розу? Ты часто это делал?
- Я дарил розы маме и раньше. Она их любила. Любила, чтобы розы пахли в комнате. Мама злилась в тот день, когда папа с утра уехал в Махачкалу. Ревновала его к заложнице, к Изабелле. Она сказала, что отец заложницу второй женой пообещал взять. Когда мама такая злая, с ней очень трудно. Пока учились в школе, я старался принести хорошую оценку, чтобы мама подобрела. Но сейчас лето, уроков нет, вот я и решил ей розу подарить, чтобы порадовать. Но получилось еще хуже, потому что из-за розы я рубашку порвал, да еще и лоскутик выбросил, из-за этого мама зашить рубашку не могла. Сначала кричала на меня, а потом бросилась меня бить. Я убежал от нее, она меня не догнала. В розарии я искал лоскут, но не нашел и убежал к тете Салтанат, чтобы меня еще и отец не побил.
- Отец в то время уже приехал? Ты его видел? - быстро уточнил следователь.
- Нет, тогда отец еще не вернулся из Махачкалы.
- Где теперь эта порванная рубашка?
- Когда шел в Оборону, я ее в канал выбросил.
- Очень подозрительное решение.
- Я ее видеть больше не хотел.
- Кого? Маму?
- Нет. Рубашку. Из-за нее ведь и с мамой я поссорился, и из дома ушел.
- И как же ты без рубашки туда-сюда ходил?
- Не без рубашки. Порванную я сразу снял и переоделся в футболку, как только мама начала ругаться.
- Так-так, а кинжал и ножны это ты домой принес?
- Да.
- Где взял?
- У Омара в машине, в бардачке. Поиграть взял. Это не первый раз. Поиграл бы и на место положил, как раньше. Бывало, что он и заметить пропажу не успевал. У него таких ножей много, я и на этот раз собирался вернуть, хотел только Запиру показать. Он в другом селе живет, а со здешними ребятами мы к Омару часто ходим, он нас сам зовет, в нарды учит играть и кинжалы показывает. Показывал.
- А-а, знаешь уже, что его убили? И кто убил, тоже знаешь?
- Знаю.
- За что же твоя мать могла убить Омара? Как ты думаешь?
- Не знаю, совсем не знаю.
- Ну. Что ж, хорошо, хоть и ничего хорошего. У меня к тебе больше вопросов нет. Подвела меня моя интуиция, я был уверен, что, поговорив с тобой, многое пойму иначе, но вот вышло все наоборот.
Следователь ушел, заявив, что командировка его закончена, и он, расстроенный, пошел писать отчет о ней, отказавшись при этом допивать свой чай. Впрочем, пообещал зайти попрощаться перед отъездом.
Как только следователь вышел из столовой, с Абдусаламом стало твориться нечто невообразимое. Губы и руки его затряслись и посинели, волосы взъерошились, будто поднявшись дыбом над его головой, а глаза наполнились слезами, и он сполз со стула под стол.
- Что с тобой, Абдусалам? - спросила Изабелла. - Я только-только успела подумать, что ты хорошо держишься, толково отвечаешь, а ты, на тебе.
- Ничего, что уж теперь, - ответил ей с сарказмом в голосе Джамал. - Поактерствовать ему пришлось, неплохой артист на поверку оказался, урок мой отлично вызубрил. Понятно, что не так-то просто совершить убийство собственного отца, а теперь спасать себя от тюрьмы враньем, пусть даже при поддержке родных.
Джамал подошел к тому месту, где под столом, уткнув голову в согнутые в локтях руки, навзрыд плакал Абдусалам.
- Ну-ка, вылазь оттуда. Быстро! - скомандовал внуку Джамал. - Ишь, какой жидкий на расправу!
Изабелла не на шутку испугалась, что сейчас Джамал изобьет мальца.
- Не бейте его, Джамал, у него просто сдали нервы! - воскликнула она. - Разрешите мне с ним поговорить перед отъездом!
- Не хочу никаких разговоров! Не хочу никуда ехать, отправьте меня в тюрьму! - причитал, растягивая слова, как плачущая женщина, Абдусалам. - Все равно всю жизнь на мне будет печать преступника! Пусть вы будете молчать, пусть не сразу узнают, но все равно станет известно, что это я отца убил. И меня убьют мои же братья, не смогут не убить, ведь так они должны сделать по закону кровной мести. И как я один буду их растить? Не смогу я, не сумею! Я не знаю, как ухаживать за скотом, как сажать огород. Я ведь еще не вырос!
- Не вырос?! - подпрыгнул на своем стуле Джамал. - Значит, отца убивать ты вырос, а работать, чтобы вырастить оставшихся из-за тебя сиротами детей, ты еще мал! Ничего у тебя не выйдет! У меня не отвертишься. Не можешь - научим, не хочешь - заставим. Вот полюбуйся защитница, адвокат бедноты, он теперь от нас ждет, чтобы его успокаивали, гладили по головке. Мол, не расстраивайся ты так, мы никому не скажем, никто не узнает, что ты убийца, живи спокойненько. Прими, дорогой ты наш, нашу помощь! На коленях тебя просим, умоляем! Видали такого?