Странно, но именно отец Бели уверил меня, что всё будет хорошо.
Мы взошли на корабль со страхом, что проведём сутки бок о бок с ужасным человеком, а он оказался добряком, находящимся под каблуком у жены. Выделил нам каюту, накормил и напоил. И я вдруг поверила, что достойные люди есть даже в Траминере, и, быть может, это хороший знак, что новая жизнь станет совсем другой.
Стоило оставить яхту “Анча”, как я почувствовала конец всему прошлому. Причём совершенно для нас безнаказанный.
Следующие дни в новом доме мы тратим на уборку, наслаждаемся этим, и мне трудно поверить в происходящее. Вот Рейв Хейз, тот самый, что морщился при виде меня и гнался за мной по берегу, обрывает древние шёлковые обои, а потом заявляет, что стены нужно будет покрасить. И мы с ним вместе рассуждаем о том, в какой цвет.
Мы очищаем старые кладовки, моем окна, снимаем шторы и вытаскиваем на улицу ковры. Избавляемся от диванов, тумбочек и почерневших кастрюль. Когда руки доходят до лаборатории отца, я замираю на пороге.
— Я сама, ладно?
Рейв кивает, уходит в сад.
Мы встречаемся только к ночи, и я замираю на террасе, выходящей в задний дворик. Там всё теперь чисто, ровно подстрижен газон, высажены идеальные кусты с крупными цветами, в которых я узнаю белые и розовые пионы. А ещё старая беседка, где никто никогда не сидел, очищена и украшена светляками, Траминерцы знают толк в этой магии.
Двор никогда не выглядел так уютно. Когда я была маленькой, он представлял собой настоящую опасность для ребёнка, потому что всюду были высохшие колючие розовые кусты и заросли крапивы, а ещё эта беседка с прогнившим полом не внушала доверие.
Сейчас там всё накрыто к ужину.
— Ты готовил?
— Ну… это не что-то особенное, скажу сразу, но я старался.
На столе большой кофейник и тарелка с гренками.
— Там что, сыр?
— Да, там сыр и чеснок, если это не вкусно, то прости, но я ничего больше не умею.
Он отодвигает стул, и я блаженно вгрызаюсь в гренки с сыром. Это очень вкусно, невероятно!
— Ты справилась с лабораторией?
— Да, — киваю. — Теперь мы можем там работать, если захотим.
— Чем займёмся?
— Не знаю… ну, мы оба не получили дипломы…
— Я мог бы попытаться закончить обучение в местном ВУЗе?
— Да, думаю, что можно это устроить. А я, пожалуй, не хочу.
— Чем займешься?
— Знаешь, как-то Энграм Хардин пошутил, что мне “к зверью”, не буду с ним спорить. Хочу стать ветеринаром! Людей мне на всю жизнь хватило, планирую иметь дело с животными. Справлюсь?
— Справишься. А я попытаюсь удержаться от расистских шуточек на этот счёт. Справлюсь?
— Не думаю, — я смеюсь и снова кусаю божественную гренку.
Мы продолжаем чинить дом и тратим на это все сбережения, что хранятся в сейфе. Это кажется мне чем-то логичным, поскольку отец никогда не берёг и не считал деньги, он даже не знал, есть ли они у него. Рейв хмурится и всякий раз записывает сколько было потрачено, чтобы со временем возместить, но мне и правда это безразлично. Мы будто продолжаем традиции хозяина этого дома.
Через неделю Рейв получает письмо от матери, она половину страницы его ругает, а вторую половину хвалит. А ещё в конверте Рейв обнаруживает то, что она назвала одной шестой наследства, но на самом деле это огромные деньги, и я останавливаю его за секунду до того, как золотые клереты оказываются в Жемчужном море.
— Что? Я сам заработаю деньги, — рычит он.
Письмо его расстроило, я и сама это вижу.
— Не надо… она же хотела помочь. Если оставим их, то ты сможешь доучиться, как мы и обсуждали…
— Но Брайт.
— Сочти меня мелочной сучкой, которая с тобой только ради этих денег, возьми себя в руки и положи их в сейф. Нам нужно что-то есть, а твои божественные гренки мне уже надоели! И я хочу вина, купи мне вина, наследник Хейзов!
Он ломается, но послушно оставляет клереты, на которые даже не смотрит, и мы их так и не тратим.
Я называю это вкладом в будущее.
Через две недели курс клерета рушится вместе с самим Траминером и монеты превращаются в простые жестянки, а Рейв от этой новости просто светится.
Он спускается на берег, находит там каких-то мальчишек-семилеток, выдаёт им по монете, и они соревнуются, кто дальше кинет.
Вечером мы ждём сообщений от друзей, потому что в Дорн очень долго доходят новости, местных не особенно интересует чья-то жизнь.
Письмо от Лю приходит одновременно с письмом от Блауэра.
“Дети Ордена разделились на тех, кто выпил противоядие, и тех, кто собрался пить яд до конца жизни.