— Магия, которой нет… — читает вслух Брайт. — Темнейшие и редчайшие ритуалы…
— Чего копаешься?
— Ничего, — и книга отправляется в тележку.
— Хлам какой-то, — Рейв поднимается по стремянке и сгребает кучу книг. — Возьми, не могу их левитировать, слишком хрупкие.
— Ага…
Брайт рассеянно кивает и делает шаг к его стремянке.
Он подаёт ей стопку, не глядя.
Она не рассчитывает, что стопка такая тяжёлая.
Книги кренятся, летят вниз, на неустойчивую стремянку, на Брайт, а сверху Рейв. Всюду разлетаются мятые листы, поднимается противные запах плесени, а свет гаснет.
— Твою мать! Безрукая! — рычит Рейв.
Он горячий и тяжёлый, и если бы хотел, точно бы раздавил хрупкое тело сирены, но, к счастью, скатывается на дряхлые обложки и зажимает ушибленную руку.
— Ты мог бы предупредить сколько это весит, — ворчит Брайт в ответ, расшвыривая книги. Кажется, что об голову разбили пару бутылок и чугунный котелок впридачу.
— Осторожнее с древними изданиями, чтобы расплатиться придётся идти торговать мордашкой, — а сам при этом отпихивает ногой гору книг, вызывая снопы искр и треск магии.
— Их всё равно не спасти, чёрт, я кажется разбила голову, у меня кровь…
— Поздравляю. Иди к медсестре.
— А где же сочувствие, аристократишка?
— Нарываешься?
Не нарывайся, не нарывайся!
“Кого я обманываю?”
Брайт хочет ответить, но только и успевает, что набрать в грудь воздух. Рейв зажигает пару изумрудных огоньков, и они плывут по воздуху, зависая в разных углах кладовки.
— Вау, — Брайт осматривается, любуясь отблесками на древних обложках, а потом замирает.
Её взгляд цепляется за совершенно новенькую, обёрнутую ленточкой книгу в красном кожаном переплёте.
Это слишком странно, инородно и невозможно пропустить. Должно быть книга лежала в одной из стопок, попала туда по ошибке. Чем дольше Брайт смотрит, тем труднее оторвать взгляд.
Она наспех вытирает руку перепачканую в крови и удивлённо отмечает, что та принадлежит скорее всего Рейву.
— Ты тоже ранен?
— Понятия не имею. Тут темно, но, кажется, что-то с рукой. Хочешь поиграть в медсестру? — это могло бы стать пошлой шуткой, но звучит раздражённо. — Кажется, нам добавят пару отработок за этот раритетный хлам…
Брайт не слушает. Голос Рейва становится фоном, боль в голове отступает, а кровь перестаёт интересовать. А вот книга… Брайт кажется, что символы на обложке светятся и это сейчас интереснее всего остального вместе взятого.
— Тут что-то странное, — шепотом выдыхает Брайт. — Смотри… какая-то книга… она не выглядит старой и потрёпаной, как она сюда попала?
— Что? Тут полно книг, что ты творишь? Поднимай задницу и принимайся за уборку…
— Нет же, смотри…
Брайт не может остановиться. Символы горят всё ярче и это не даёт покоя.
— Так, что бы ты там ни нашла — не трогай.
— Не могу.
— Что? — голос Рейва уже не раздражённый, ему в самом деле становится страшно.
Резкое движение в сторону Брайт, но она уворачивается. Сейчас книга важнее.
— Масон, ты меня пугаешь. А ну, остановись!
“Почему? Что он несёт?”
— Мне нужна эта книга…
— Масон, мать твою, где ты? — рычит он и его огоньки гаснут, снова погружая каморку в темноту. — Тут ничерта не видно! Не шевелись пару секунд, пожалуйста! Просто…
Её пальцы касаются обложки. Его пальцы касаются её руки.
— МАСОН!
Библиотеку выносит к чертям собачьим вместе со всем хламом, что в ней был.
Глава одиннадцатая. Слепота
|СЛЕПОТА́, -ы́, ж.
Полное или частичное отсутствие зрения.|
— Я думал ты шутила, когда говорила, что любишь быть в центре внимания, — что-то горячее касается лба, а Брайт судорожно вздыхает.
— Тш-тш, деточка, тш… — голос старческий, предположительно мужской. — Мистер Хардин, вы уверены, что хотите провести тут всю ночь?
— Нет, — стонет Брайт.
— Конечно! Это мой долг! Я же староста лечебного, — отвечает Хардин, а Брайт понимает, что её никто не слышит.
— Какого чёрта…
— Так, ну зелья я оставил. Контролируйте, пожалуйста, температуру, сердцебиение и магический фон, второго срыва нам только не хватало… Отдыхайте, девочки, — шаги, хлопок двери.
Брайт через силу пытается открыть глаза, но веки слишком тяжёлые.
— Я жива? — но её опять не слышат.
— Что она там булькает? Я не понимаю по-сиреньи, — недовольный голос Нимеи.
— Это язык сирен? — ахает кто-то из сестёр Ува.
— Неплохо, — Хардин.
— Что он тут делает… — стонет Брайт и пытается перевернуться на бок, спина страшно болит.