— Они пришли в наш дом со слезливой историей… и пообещали “тебе денег на новое оборудование… дочка поучится в лучшем ВУЗе”… Силы святые, лучший ВУЗ? Первокурсники не говорят по-пинорски! Не знают… Ты представь, на первой паре они разбирают, что такое лунный нож!
— И что? — хмурится Рейв.
Это первое, что он говорит с тех пор, как покорный судьбе упал рядом с Брайт на диванчик.
Ему неприятна сама мысль, что он тут торчит, он не хочет провоцировать её на продолжение разговора, но всё-равно провоцирует. Это глупо, очень глупо! Нельзя проводить с ней время, проникаться её переживаниями, даже слушать! Ночью он снова станет охотником, а она загнанной в нору лисой. Если высунет нос из дома, конечно.
— Это же… вас чему в школе учат? — восклицает она.
— В Аркаиме учат обращаться с лунным ножом ещё в школе? — Рейву интересно. Он ломается, сжимает губы, но не может себя обманывать. Ему. Интересно.
— Да! Я ферментировала вереск в тринадцать и это была часть школьной программы. Просто… лабораторная, что сложного-то?
Самоуверенная, ядовитая, наглая! Всеми обиженный ноющий ребёнок!
— М-м… — Рейв усмехается и качает головой. — Тебе явно тут не место.
Слова почему-то больно режут, хоть Брайт и сама знает, что это чистая правда. А Рейву они приносят облегчение — он не совсем сошёл с ума, он ещё может сопротивляться. Ядовитая фраза, как холодный компресс к ожогу, успокаивает.
— Отец сам допустил это, — продолжает она, перестав возмущаться, снова возвращается в свой медитативный транс, будто оттуда её может вырвать только отчаянный горячий спор. — Сначала он поверил… и впустил их в наш дом. Помог им получить разрешение на въезд в страну, якобы, с научной миссией.
Рейв борется с тем, чтобы подсознание не начало поднимать пылинки, он слишком расслаблен, чтобы всё контролировать.
Девчонка не в привычных очках, ей, кажется, запретили их носить в здании академии. Он видит её. Розовое золото снова отпечаталось на сетчатке, и самое дурное тут то, что он точно знает — его глаза её гипнотизируют. И нет бы радоваться, но Рейв напряжён, это противоестественно.
— Сначала они плакались, что умирают их дети, — она говорит это легко, не думая, что Рейв — такой же “ребёнок Ордена”. Ей не стыдно, потому что это только слова, и её саму ими истыкали вдоволь, — Папа проникся. Он предложил сделать лекарство и выслать его, но “Ордену” это не понравилось. Они стали настаивать… мол, у нас лаборатория… у нас люди… учёные, они приходили каждый день, — она замирает, широко открывает глаза и смотрит на Рейва.
Ему становится не по себе от этого взгляда.
— А потом меня у него забрали и выхода уже не оставалось, — глухо произносит она.
Забрали.
Всё верно.
Он помнит, как Брайт Масон привезли в дом Рейва Хейза с повязкой на глазах. Это случилось за восемь дней до начала учебного года. Её поймали прямо на улице Аркаима, надели серебряный браслет* и привезли в Траминер. Она была в летнем белом платье и босоножках, не по Траминерской погоде. Запястья украшали браслеты, фенечки, каменные бусины-артефакты. У неё потекла тушь и на щеках остались длинные чёрные разводы, будто шрамы. Алая помада смазалась, запачкала зубы, будто она грызла обидчиков до крови. Девчонка кричала, рычала, утверждала, что всех уничтожит, но браслет мог удержать даже сирену. Она ярилась так, что взрывались антикварные вазы, была настоящим ураганом и подбирала самые отборные словечки, какие только существовали сразу на двух языках.
Рейв стоял в темноте, на верхней ступеньке лестницы, и смотрел, как Брайт Масон пытаются усмирить. Она не могла петь. Не могла видеть. Не могла ничего сделать, чтобы себя защитить.
Она была… сгустком отчаянной дикой энергии и это впечатляло, шокировало, как первое откровение. Первый порно-журнал, первая рок-баллада, первый выход в открытое море.
Ей на шею накинули пару амулетов, сделав совершенно послушной, а через час на пороге дома появился Блэк Масон.
Он рыдал. Он согласился работать на Траминер. И понял, что условия никогда не были такими уж радужными, что всё это был с самого начала большой обман.
Если Брайт сбежит — умрёт Блэк. Если Блэк сбежит — умрёт Брайт. Если Брайт умрёт — умрёт Рейв.
Старая добрая партия, в которой нет победителей.
— Почему ты меня пощадил на “охоте”, — невпопад спрашивает она, снова покинув плен своего горячечного бреда.