— Спасибо, Энг, — тихо произносит Брайт, Рейв дёргает пальцами, услышав её покорный голос. Их взгляды всё ещё соединены, будто склеены накрепко.
Брайт смотрит пьяно, медленно делает глоток из бутылки и облизывает губы. Капелька вина чертит дорожку по её подбородку-шее-груди, прячется в ворот футболки, а Рейв сдерживает прерывистый вдох.
Он узнал очередную тайну. Брайт Масон любит альтернативу, рок-н-ролл и рок-баллады, а ещё чертовски красиво пьёт вино.
Хардин смотрит на этих двоих какое-то время, а потом кивает и испаряется, оставив преступников наедине для отбывания очередного вечера наказаний.
— Ты…. — начинает Рейв, Брайт качает головой и делает тише свой приёмник, парой пассов руками. Бросает бутылку, потягивается.
— Не начинай, я в курсе, как страшно провинилась. Если хочешь… накажи меня, — она жмёт плечами и начинает собирать разбросанные вещи. — Может полегчает?
Кому? Тебе или мне?
В углу, где эти двое пьянствовали, полупустая бутылка чёрного вина, блокнот и карандаш с зарисовкой.
Она при Хардине рисовала? Его рисовала? Показывала свои сопливые рисуночки? Страшная тайна номер-чёрт-знает-сколько: Брайт Масон рисует. Плохо, непрофессионально, как страдающий подросток. С надрывом и попранием законов.
Брайт поправляет платок и разглаживает свои длиннющие волосы, а потом накручивает их в огромную шишку, разминает шею. Снимает очки и прячет в сумку.
— Ладно, ребята, кто пойдёт добровольно? — Рейв не может перестать смотреть на неё. А Брайт спокойно достаёт мешок и обращается к книгам. — Да-да, я знаю, что вам было весело, но пора на место. Мы же отлично повеселились, верно?.. А вы, что застыли? Вам особое приглашение нужно?
Она продолжает пританцовывать, а книги послушно одна за одной залетают в мешок.
— Ты не пойдёшь работать? — улыбается она Рейву так, будто всё хорошо. Они добрые друзья, или по крайней мере знакомые.
— Ты… пьёшь в академии, — напряжённо сообщает он.
— Ну, так накажи меня, — снова жмёт плечами она, выбивая из Рейва дух. — Эй, ты! Я всё видела, марш в мешок!
— Масон! Прекрати делать вид, что ничего не случилось! — эхо разбивается о пустые стены и сыплется осколками на две дурные головы.
— А что случилось? — она медленно разворачивается на каблуках, отбрасывает мешок и приближается к Рейву, щурясь и задрав голову. — Ну? Что случилось?
— Ты одета не по форме, — тоном старосты.
— Накажи меня! — с безбашенной смелостью
— Ты пьянствовала в библиотеке!
— Накажи меня!
— В твоей комнате ночью был посторонний мужского пола, — усмехается он.
— Накажи… меня! — она привстаёт на цыпочки, но даже не приближается к росту Рейва. Только теперь кончик её носа касается его подбородка.
— Ты привела на место отработки…
— Накажи меня! — упрямица. — Или не сотрясай зря воздух.
Очередной бесполезный факт. Брайт Масон не любит болтовни? Или просто подслушивает, о чём говорят на старостате, и теперь дразнит Рейва его же фразой брошенной Бели Теран?
От Масон пахнет вином и макадамией. Рейву кажется, что он сам стремительно пьянеет, будто был на этом празднике третьим.
— Или, подожди… — она округляет глаза, внутри Рейва всё скручивается в крепкие корабельные узлы, он отчаянно барахтается в розовом золоте. — Ты сейчас скажешь, что тебе не интересно… нет-нет… что ты не станешь пачкать руки и тратить время на Иную Сирену. Ну конечно, как я могла забыть?
Рейв молчит.
— Ну… пожалуйста. Ужаль меня как-нибудь заковыристо… дай мне очередной повод тебя ненавидеть. Иначе я буду слишком спокойно спать, — она жалобно складывает ручки в мольбе, хлопает ресницами, дует губы.
И видит, как Рейв переступает с ноги на ногу, будто бешеный пёс перед прыжком. Улыбается самыми уголками губ.
— Спокойно спать? — глухо интересуется он, а потом меняется в лице.
Они меняются местами. Теперь он сверху, ничего не попишешь, и Брайт должна опустить глаза, но стойко выдерживает удар.
— Ты не будешь спокойно спать, Масон, неужели не ясно?
Заткнись, Хейз! Сейчас же! Не провоцируй эту… бестолочь! Она же неуправляемая, она наломает дров.
Но розовое золото её глаз слишком безумно загорается, будто крошечные костры в закатном небе. Ярость делает личико прекрасным, потому что щёки пылают, дыхание учащается и наливаются кровью, краснеют губы.
Рейв торжествует, а потом мысленно залепляет самому себе пару затрещин.
— Ошибаешься, — шипит она.
— О… нет. Во-первых, — его пальцы — да твою ж мать, Хейз, остановись — зарываются в её волосы и сжимают затылок. — Мы уже один раз проверили, что бывает, когда мне хорошо. Не станешь же ты всякий раз резать руки?