Эйфория? Брайт думала об этом. И как раз собиралась опробовать этой ночью.
Ей нужно полетать и поплавать. Лучший способ достичь состояния чистейшей эйфории.
Но уже комендантский час.
Она могла бы сделать это в первой половине дня, разумеется, но на океане проходят занятия по физической подготовке, и почти всегда там собираются толпы студентов. На стене торчат любители сделать фото на фоне океана, там просто очередь из девиц с рассвета до заката.
Полетать… хоть немного.
Каждый порыв ветра, что стремиться залететь в окно ванной комнаты, которое Би заняла, заставляет её пальцы сжиматься, она еле держит себя в руках.
Она хочет. Это. Сделать.
Она не выспалась. Каждую ночь Рейв Хейз что-то выдумывает. Он то прелюбодействует (один или с кем-то — неизвестно), то до трёх ночи делает что-то страшно увеселительное. То злится до чёртиков. То испытывает ослепляющую боль.
Сейчас, например, ему очень больно и немного — самую каплю — страшно. Это не тот страх, что Брайт хотела бы испытывать. Он какой-то слишком обречённый, удушливый.
Брайт нужно в небо! Срочно!
Это что-то на уровне инстинктов. В небе не будет Рейва Хеза, просто не должно быть! Если и там будет он, то она сиганёт со скалы и дело с концом.
— К чёрту!
Брайт Масон срывается вниз.
Но не долетает до земли, подхваченная чёрным густым туманом трансформации*. Тело меняется мгновенно, обрастает перьями, становится обтекаемым, лёгким. Воздух подхватывает его в один миг и уносит вверх, высоко над Траминером.
Так высоко, что Брайт, наконец, может пропеть птичью печальную песню, и пусть каждый — до кого её донесёт ветер — ощутит иссушающую тоску.
Би не выбирает, куда лететь, обычно за неё решают инстинкты, она уже не может назвать себя человеком, это совершенно не то. Оборотни-перевёртыши, дикари-волки, бреваланцы-птицы — они ощущают себя людьми в животных формах, а Брайт ощущает себя сиреной в человеческом теле. И вот теперь она свободна, счастлива, и кто такая, чтобы сопротивляться природе.
Боли Рейва Хейза больше нет в груди, и страха нет. Брайт свободна и может делать, что захочет.
Крылья несут к океану, ну конечно.
Птица даже не планирует над водной гладью, входит в неё со всего маху и стоит клюву погрузиться в океанскую соль, лиловое пламя охватывает тело. Океан шипит, принимая нежданную гостью. Перья опадают. Крылья становятся гибкими руками, розовые кудри тонут в воде, укрывают обнажённое тело будто мистический плащ.
У сирены лицо Брайт Масон, только чуть более острые привлекательные черты. Её глаза больше не розовые, они практически чёрные, зато кудри теперь парят подобные морской Багрянке. Тело почти то же, что у Брайт, но нечеловечески гибкое.
Сделав глубокий нырок до самого дна, рассеивая вокруг лиловый свет, Би показывается на поверхности, вытерев воду с лица и заправив волосы за уши.
Она не может прогнать с лица сумасшедшую улыбку и срывается на смех.
Океан — это прекрасно! Раньше она плавала только в море, но сила океана завораживает, как ничто другое. Эйфория! Вот она.
С безумным смехом Брайт снова ныряет, а потом набирает бешеную скорость и мчится под водой в глубину, прочь от берега. Её снова влечет куда-то, но это и прекрасно. Сирене виднее, что сейчас правильно. Главное, что нет боли и страха, и мыслей о Рейве Хейзе, которого так много в её жизни.
Сирена может думать о чём угодно.
Почему бы не об Энграме Хардине? Он повадился таскать розы на длинных стеблях и ими завалена вся комната. Жительницы Р-1-4 уже перевели все вазы и благоухают, будто работают флористками.
Нет. Не ёкает.
А может красавчик-декан? Кажется, Лю Пьюан и Мелона Ува на пару влюбились в него и теперь сидят на парах нейромодификации, как завороженные дурочки.
Нет. Ничего.
Брайт выныривает и со счастливой улыбкой играет в догонялки с луной, что купается в Таннатском океане. А потом бьёт по поверхности рукой и выныривает почти по пояс, так и замерев. Вода держит её легко, Брайт может по ней даже ходить, если захочет. Она смотрит на свои розовые кудри, опутавшие тело мантией, и гладит их кончиками пальцев.
Вот бы он увидел, как это красиво…
Нет.
Нет.
— Нет, дурочка, — журчит её голос. — Нет, нет, нет. Никакого Рейва Хейза. Мы не думаем о врагах!
И ныряет снова.
Как хорошо…
Как прекрасно.
Сирена снова плывёт куда-то по своим сиреньим делам, скрывшись в глубине, пока над ней не нависает тень. Это лодка на поверхности?
Брайт замирает, волосы медузами опутывают тело, парят в невесомости. Сирена смотрит вверх, отмахиваясь, от надоедливых рыбок, признавших свою. Её тянет наверх.