— Но я…
— Не возмущайся, — он качает головой. В его голосе нет жестокости и убеждённости. Брайт бы назвала это, разве что, горечью и потому совсем не чувствует себя ущемлённой или испуганной.
— Это как доказать, что власть — это сила. Что сила — это Истинные. Понимаешь? Просто жалкая попытка решить проблему жестокостью.
Она кивает.
— Когда твой отец придумает лекарство для нас… моего отца уже ничего не удержит. И будет война. Все, кто страдал от Детей Ордена, первыми сбегут, опасаясь ещё более тяжкой участи. Их родители последуют за ними, если останутся в живых. Это гениальная идея Ордена — действовать через детей — это куда проще, чем терроризировать родителей. Никакой родитель не бросит своего ребёнка, — голос едва не надламывается, а Брайт еле держит себя в руках, чтобы не потянуться к Рейву и не обнять его.
— Вы… убиваете?
— А ты слышала хоть об одном убийстве?
— Нет…
— Нет, как правило — нет. Специально — нет. При мне такого не было. Что делает сам Орден я не знаю наверняка, но нам такой задачи не ставили.
— А я думала тогда, что ты меня… — она хлопает в ладоши, намекая на убийство, и Рейв смеётся.
Так искренне и громко, что Брайт тоже начинает смеяться и сама не замечает, как её пальцы оказываются запутаными в его волосах, потому что он утыкается лбом в её колени.
А потом медленно поднимает голову и переводит дух, но теперь его руки лежат на её бёдрах.
Пальцы горячие, Брайт это нравится слишком сильно, чтобы заставить его прекратить.
— Почему ты тут?
— Самое интересное, — кивает он. — Как ты думаешь… Что станет с тобой, когда будет готово лекарство?
— Я… надеюсь уйти? — в груди начинает жечь. Брайт боится услышать правду, потому что подозревает, что она ей не понравится.
Рейв медленно кивает, а губы изгибаются в горькой усмешке.
— Я так не думаю, — шепчет он.
Кожа Брайт покрывается мурашками, и Рейв невольно смотрит на её бёдра, чуть проводит по ним руками, и вдруг хочет вцепиться в её ноги, прижаться к ним.
А ещё представляет Брайт мёртвой, лежащей на холодной земле, ледяной, бледной, с синими губами. Коченеющей.
— Что с тобой? — шепчет она, касаясь его лба, висков, скул кончиками пальцем. Брайт вконец смелеет и даже не задумывается, прежде чем коснуться Рейва.
— Что?
— Тебя что-то испугало… Такая жуть, что это?
Он качает головой и опять утыкается лбом в её колени, к собственному удовольствию чувствуя, как её это волнует. Даже усмехается.
И она ощущает, что волнует его, и губы тоже изгибаются в улыбке. Чары Фиама сводят этих двоих с ума, открывая все карты.
— Твой отец найдёт лекарство и, в лучшем случае, его отпустят. Тогда, возможно, ты могла бы уйти. Если бы мы не были связаны, — он смотрит ей в глаза, так внимательно, будто ищет ответы. — Брайт. Если мы не отвяжемся друг от друга, — говорит медленно, осторожно сжав её бедро. — То нам не поздоровится. Победит мой отец — и тебя убьют. Победят Иные — убьют меня. Хотя в сущности это равнозначно.
В его взгляде на секунду появляется холодная решимость, грозящая разрушить установленный между ними нежный мир.
— Отец ждёт, что меня накажут мои же люди. Дети Ордена. Они увидят это, — он трясёт браслетами, — и поймут, что я оступился. Просто так браслеты не одевают, причина должна быть серьёзной. Отец ждёт, что они “вправят мне мозги”, и тебя в моей жизни больше не станет. Что я одумаюсь и избавлюсь от этой связи потому что она ему поперёк горла.
— Но ты…
— Я — часть Ордена. И выбора у меня нет.
— Но мы…
— Нет “нас”.
— Но если…
— Нет. Мы должны от этого избавиться и не дать… — он кривится, потому что должен произнести правду, которая жжёт горло, как кислота. — Этому зайти слишком далеко.
— Как? — закономерно спрашивает Брайт.
Они больше ничего не говорят какое-то время и тонут в этом молчании, глядя друг другу в глаза. Брайт чувствует касания горячих пальцев к коже, Рейв чувствует её мурашки и внутренне ликует. Эмоции перекликаются, смешавшись так, что невозможно разобрать где чьи.
Рейв чуть наклоняется, так что губы касаются колена Брайт. Совершенно непотребно и абсолютно возмутительно, но она жмурится, запрокинув голову, и болезненно выдыхает.
Он всё усугубляет. Сам! К чему эта болтовня про то, что нужно держаться подальше если сейчас его губы так чертовски медленно касаются её кожи.
— Ты ненавидишь меня, — ему не нужно спрашивать, он знает, что она подтвердит, но всё равно заполняет пустоту этим вопросом.