… она иная и то что между вами — невозможно…
… вы же ненавидите друг друга…
… то, что ты чувствуешь — только желание получить запретное…
… это всё чары Фиама…
… но это не делает происходящее ненастоящим…
… будущего нет…
… она так чертовски красива…
… ей больно, она всё это говорит от боли, она просто не верит в нас…
… нас — нет…
… ты её погубишь…
… она погубит тебя…
… просто спаси её, не проси большего…
— … я просто постараюсь, чтобы ты вышла из этого живой. Ты хочешь, чтобы я держался подальше? — он ждёт и надеется на “нет”.
— Но мы… разве всё не станет только хуже и сложнее?
— Не знаю.
— Будущего нет.
— Нет.
— Мы друг друга погубим.
— Однозначно.
— Невеста…
— Да.
Это может разрушить чары…
“Но хочу ли я, чтобы они рушились?”
— Давай больше ничего друг другу не обещать? Мы, кажется, не преуспели ни в ненависти друг к другу, ни в безразличии.
— Тогда что это? — он горько усмехается, склоняет набок голову и следит за слезинкой, сорвавшейся из глаза Брайт, скатившейся по виску на подушку.
Он хочет, как обычно, себя остановить, а потом наклоняется и целует её висок, чувствуя соль на губах. И этот жест кажется правильным и до жути запретным.
— Отличный секс… бывает же, что двое друг другу хорошо подходят в постели? — она весело улыбается.
— Тогда имеет смысл сбежать, — Рейв перекатывается на спину, переплетает пальцы с Брайт и закрывает глаза. — Туда, где будут только еда и постель. И проблема решится сама собой. Можно вечно… вечно… вечно, — на каждое слово он целует её макушку. — Заниматься сексом и ни о чём не думать, раз уж мы так удачно в этом вопросе совпали.
Брайт уходит час спустя, оставив спящего Рейва, обнимающего её подушку.
Ей очень-очень хорошо, но до чёртиков горько, потому что она уже знает, что начнёт скучать, как только спрыгнет с подоконника.
Не ненависть.
Не безразличие.
Не слово на букву “л”.
Глава тридцать третья. Бал
БАЛ, — а, о бале, на балу и (устар.) на бале, мн. — ы, — ов, м. Большой танцевальный вечер.
Когда Рейв в чём-то сомневался или чего-то не знал — он шёл в библиотеку Академии. Там можно было найти ответ на действительно любой вопрос, поскольку обширнейшее собрание словарей, справочников и научных трудов соседствовало с подшивками журналов, любовных романов и самых изощрённых руководств к действию по всему подряд.
Когда у Рейва возник вполне очевидный, хоть и запоздалый вопрос, как же работают эти чары Фиама, он даже дёрнулся в сторону библиотеки, а потом кивнул собственной глупости.
Библиотека сгорела.
И книжка про чары Фиама горела самой первой. И были все основания, что он чего-то недопонял в этой теме.
— Слушай, у отца этой книги тоже нет, — Листан лениво откидывает записку, присланную мистером Прето. — Осталась только ритуальная доска, которая к корке присобачена. Ну и текст с инструкцией.
— И что в инструкции?
— Ну ты и сам знаешь. Возьмитесь за руки, коснитесь книги, смешайте кровь.
Рейв кивает и поворачивается к зеркалу, чтобы продолжить завязывать непослушный шейный платок.
И правда, всё вышеперечисленное он и сам прекрасно знал, увы.
Рейв изучает своё отражение, заправляет волосы за уши, а потом взгляд сам перемещается на кровать. Прето развалился по покрывалу, будто это его личное спальное место, и от этого становится несколько неприятно.
Рейв всё чаще замирает как истукан перед привычным предметом мебели, молча смотрит, потом продолжает заниматься своими делами, и это странно.
Никогда он не думал о девчонке, покинувшей его спальню, дольше трёх-четырёх минут. Максимум четверть часа! А тут просто ступор из-за кровати, на которой всё случилось.
Но пугало Рейва, конечно, не это.
А то, что по ту сторону опять стало пусто! Так же как в выходные, после их морской прогулки, тишина в эфире. И главное — он проверял, работает. Он чувствовал эти её уколы в сердце, которые она назвала экстрасистолией. Но после безумной ночи в этой самой спальне, не стало и уколов.
Минувшим вечером, проверки ради, Рейв не выпил сразу лекарство и дал себе три минуты наедине с болью — тут же примчалась записка. Бумажная птичка-оригами влетела прямо в окно:
“Или выпей лекарство, или отзовись, если в беде.”
Она его чувствовала! А он её — нет.
Логично предположить, что он просто влюбился безответно, но всё окончательно запуталось, когда той же ночью вдруг ощутил невероятную эйфорию, ни с чем не сравнимую. И знакомую по ночи в лодке — Брайт обратилась птицей.