— Клёвые очки, — говорит Сладкая Вата, смущённо улыбаясь. — Значит, ты Брайт. Из…
— Аркаима, — подсказывает Брайт.
— Как круто-о-о! Ты не жила тут? Никогда?
— Нет.
— О, а мои родители стояли на улице Реббе в дни первой революции, — хохочет девчонка. — Меня зовут Лю Пьюран, я — экимка.
У Лю совершенно прозрачные глаза, тончайшая кожа и лёгкое облачко пушистых белых волос. Она тощая и гибкая, будто тростинка.
Брайт сразу поняла, что это типичная экимка-воздушница, но удивлённо косится, услышав про улицу Реббе. История гласит, что это было лет двести назад в Траминере, значит девчонка родилась уже тут. Более того, её мать и её бабушка тоже тут родились. И всё равно Лю Пьюран для зеленоглазых — Иная. И, если Лю выйдет из дома после отбоя, за ней тоже будут бегать, как гончие за кроликом, вот вам и улица Реббе в дни первой революции.
— У моих родителей магазин одежды, — говорит она с гордостью. — А твои?
— Папа учёный, — почти шепчет Брайт, предвидя следующие вопросы. — А маму я никогда не видела.
Девушки выходят на крыльцо и спокойно спускаются по ступеням, даже не обернувшись на Бели Теран, которая проповедует семейность и святость Академии Весны, для зеленоглазых первокурсников.
При виде стайки девочек, в которой ни одной зеленоглазки, она морщится будто увидела заразу, и первокурсники тут же всей толпой оборачиваются. Их лица кривятся. Брюнетка-по-имени-Нем гордо задирает нос, Сладкая Вата закатывает глаза, а Рыжие Девочки смущённо краснеют.
Брайт же дико смешно, потому что это всё — чёртов цирк уродов, и она тут одна из артисток!
И шоу будет фиговым, зуб даю, вы пойдёте в кассу возвращать деньги.
Они сворачивают к студенческой деревне и идут вдоль череды параллельных одинаковых улиц с указателями, пока не останавливаются перед табличкой “Р-У”.
— Это наша улица! — объявляет Лю, и Рыжие Девочки хлопают в ладоши. — И дом вот тут, крайний справа.
Всё выглядит уютнее, чем Брайт ожидала. Белые оградки, милые сады с желтеющими клумбами. У некоторых домов стоят лавочки, растут цветущие кусты или деревья. Сейчас улица вся покрыта золотом, и в воздухе пряно пахнет осенью.
В Траминере красиво, но Брайт невольно сравнивает всё, что её окружает, с родными местами. Аркаим был обычным: каменным, чистеньким. Там не очень много зелени, намешано разных ландшафтов, но активно идёт застройка и урбанизация. Леса становятся меньше, реки обрастают заводами, как паразитами. Дома тянутся вверх.
Аркаим — махина, колыбель науки и просвещения. В нём бешеный ритм жизни, люди говорят быстрее, короче, проще и по делу. Некогда думать о том, кто из чьей семьи.
О Дорне вспоминать приятнее. Дорн — колыбель свободы и магии. Погода там изменчива и подчиняется воле темнейшего князя. Сегодня снег, завтра дождь, послезавтра лето. Это веселее, чем можно представить. В Дорне море, залитые солнцем полянки, горы полные магии.
Траминер… по своему красив. Он зелёный, сочится светом и благородством, как надменный аристократ в своей чистенькой чайной комнате. Траминер давно перестал быть передовым хоть в чём-то, он ещё две сотни лет назад прогнил из-за страсти к традициям и деньгам. Ничего не изменилось.
— Ой, не терпится на всё посмотреть, — пищит Лю и ведёт своих соседок в дом.
Два этажа. На первом гостиная и кухня, где копошатся какие-то девочки. Там же маленькая библиотека с письменными столами. На втором этаже четыре спальни, в каждой своя ванная комната.
— А вот и наши хоромы! — объявляет Лю, открывает двери в одну из спален и обводит её рукой.
Пять узких кроватей, закрытых плотными пологами, За каждой комод и узкий шкаф с вешалками. Одинаковые прикроватные тумбочки, на матрасах стопочкой постельное бельё. Большой общий шкаф для верхней одежды, где теперь висят четыре бордовых пальто и одно чёрное. Имеется даже неплохо оборудованный уголок, где стоят гладильная доска и зеркало в полный рост. В просторной ванной пять одинаковых шкафчиков для полотенец, халатов и косметики.
Ванна. Вот что нужно!
И пока девчонки затаскивают сумки, Брайт запирается в ванной и умывает лицо холодной водой.
Она долго смотрит на себя в отражении зеркала, висящего над раковиной. Вода с него не стекает, а впитывается в кожу, что может испугать любого до смерти. Глаза сверкают розовым так, что бросают тень на ресницы. Под ними залегли мешки от бесконечных слёз и недосыпа.
— Соберись. Не нарывайся. Держи себя в руках.
Би думает об отце. Она пытается смириться с тем, что теперь каждое утро будет смотреть на своё лицо именно из этого зеркала, видеть за спиной именно эту душевую кабину. Что умываться будет именно в этой раковине, а вытирать волосы именно этим полотенцем, что сейчас лежит на полочке в её шкафчике.