Не останется.
Не остался.
— Папа, — шепчет Брайт, разбирая письма, раскладывая их поверх одеяла.
Это настоящая мозаика из слов, десятки конвертов, так и не нашедших своего адресата. Теперь короткие записки “Я в порядке”, которые доктор слал дочери обретают новый смысл.
Брайт думала, что папа ушёл в себя и работу. Не писал писем, не находил времени — это нормально. Никогда Блэк Масон не был любителем болтать. Брайт тоже о нём забыла. Блэк всегда много работал. Всегда был предоставлен сам себе, а она ждала, кто же знал, что в этот раз всё будет иначе?
Теперь её накрыло сразу два чувства: невозможное счастье от того, что держит в руках конверты, подписанные его почерком, и жгучий стыд.
Она отцу не писала.
А теперь и некому.
Ей казалось, что всё-всё она расскажет ему позже. Ну сколько они не виделись? Месяц едва закончился… не так много. Но он скучал настолько, что исписал десяток страниц с двух сторон.
Брайт всхлипывает, чувствуя подступающую к вискам пульсацию головной боли.
“Не могу посылать тебе это. Личная переписка под запретом, только короткие записки. Они боятся, что я использую шифр. Что ж, буду писать “в стол”, а потом ты прочитаешь эти письма, сидя в нашей библиотеке в Дорне.”
Так начинается первое письмо, а дальше очень много нежных слов о том, как однажды всё будет хорошо.
“Да, думаю мы можем поехать в Дорн, когда всё закончится!
Будем гулять по лесу, поить твоего дядю шампанским, чтобы погода всегда была хорошей*. Он, кстати, уверен, что мы в Аркаиме, писал мне туда, что хочет встретиться в начале октября, быть может, хочет помириться? Мне передали, но ответить не дали. Видимо, траминерцы хорошенько защитили себя, раз новость о похищении не дошла до нашей семьи.
Непривычно засыпать, не зная, что с тобой. Я параноик. Ты всегда так обо мне говорила. Ну, что поделать, в нашей семье самые чувствительные отцы, тебе ли не знать. Вспомни, стоит тебе поранить палец, и у меня уже руки трясутся. Твой дед был таким же!
Я всегда так тебя берёг, а тут просто…
Прости меня, если сможешь.”
Все письма обрываются вот так нелепо и странно. Отец много вспоминает прошлое, обрывок за обрывком Брайт погружается в те дни, когда всё было иначе, и никак не может смириться со своей потерей. Не может принять, что не ответила на все эти письма.
“Я тут придумал кое-что, как насчёт небольшого ремонта?..”
“Почему бы нам не поехать к твоей бабушке?”
“Подумываю заменить надпись на надгробии деда…”
“Помнишь, мы обсуждали книгу? Кажется, это был июль? Да, думаю, что июль. Как раз шли дожди, и мы часто сидели на террасе. Так вот, я тут эту книгу нашёл…”
Всякий раз от очередного предложения как-то переделать дом, куда-то поехать или что-то вместе вспомнить, у Брайт в сердце остро жжёт, а из глаз катятся слёзы.
Тон писем меняется с каждой прожитой в заточении неделей, пока обрывки не становятся более информативными и менее личными.
“Исследования совершенно в тупике, никогда такого не встречал. Это никуда не годится, одна информация противоречит другой! Не то болезнь следствие сил, не то силы следствие болезни. В любом случае, мы пока ни к чему не пришли, и это очень отдаляет нашу с тобой встречу. Месяц расчётов улетел в никуда, всё на выброс! Но, признаться, я вывел такую формулу, что мог бы собой гордиться. Быть может сохранить на будущее?..”
“Эта страна удивительно отсталая. Не понимаю, как они существуют!”
“Прикладываю часть своего неофициального исследования. Это приходится скрывать от всех, включая, Блауэра, хоть он и толковый учёный. Доверять ему — это доверять Ордену.”
“Они фанатики.”
“Что ж, правда оказалась настолько печальной, что я вынужден смириться со своим поражением. Я — ширма, инструмент для поднятия репутации правительства. Я нужен им, чтобы тянуть время…”
Брайт сжимает письмо в руках. Он был обречён. Он ехал сюда, чтобы сыграть свою роль, а потом умереть.
Сердце колотится сильно, и это доставляет почти невыносимую боль. Хочется всё это от себя убрать, лечь как прежде под одеяло и свернуться там, накрыв голову подушкой.
Письмо Блэка не окончено, обрывается на полуслове. Тонкий свиток с исследованиями совсем измят, будто его засовывали в конверт поспешно.
— Можно? — Брайт взгдрагивает и отрывает взгляд от конвертов.
Рейв стоит в изножье кровати, хмуро и внимательно смотрит на руки Брайт, и ей кажется, что боится поднять голову.