— Там — Эльза! — с болью выдавил из себя Борис. — вам этого не понять. Не в силах я уйти, ребята, должен докопаться: для чего Каримов Эльзу к себе в дом привез?
— Дитятка ты у нас еще, — беззлобно хихикнул «Бура», подтолкнул локтем «Топорика», — вот как встретишь Каримыча в темном переулке, финку приставишь к горлу и спросишь про энто. — «Бура» примолк, слишком хорошо успел изучить характер психованного «выковырянного»: как Ваньку-Встаньку его долбили в поезде, другой бы башки от пола не оторвал, а этот поднимался.
— Ну, что стоите? Скатертью дорожка. Честно говорю, спасибо за помощь, но зачем рисковать всем? — Борис сразу понял: «Топорик» ищет повод, чтобы уйти, не связываться с хозяином таинственного дома, а ему лично терять и впрямь нечего. Да и никак не мог Борис уразуметь, какая угроза может исходить от Каримова. Ему казалось, зам. начальника комбината должен хорониться от чужих глаз, ведь не он, Борис Банатурский, по сути дела, украл немецкую девушку. Припомнил, как лебезил Каримов перед начальником комбината у них в доменном цехе, а всякие рассказы о могуществе Каримова — придумка. Не похож этот «бабай» на главаря мифической банды, которая занимается похищением молодых девушек. Однако… «Топорик» тоже не дурак. «Может, и правда, не стоит лезть на рожон, — подумал Борис, — есть зацепка: Ахмет как-то сказал: «С Каримовым я всегда договорюсь, как мусульманин с мусульманином».
— Лады! Я все решил. Кончаем толковище! Слушайте сюда! — По тону «Топорика» «Бура» и Борис поняли: их предводитель принял окончательное решение. Но прежде чем что-то сказать, бывший уголовник вытянул из кожаного чехла лезвие ножа, посмотрел на свет, снова спрятал финку в ножны. Взял Бориса за обе руки, притянул к себе. — Помнишь, про попа колымского вам рассказывал? Только зубы не скальте. Засомневался было я по твоему делу, «седой», но вдруг от попа того вроде как добро получил.
— А финка зачем?
— Не для «мокрого дела». В оконце крючок да задвижка, вот ножичек и сгодится. Лады, хрен с вами, рискнем, где наша ни пропадала! Сделаем так: я взбираюсь на крышу хаты, потом к окну, скидываю крючочек, тихо окликаю твою маруху, приветик ей от тебя передам. Ежели в доме никого нет, беру ее в охапку, спускаюсь на первый этаж, там либо окно, либо дверь есть. Отмычка при мне. — «Топорик» быстро проверил карманы. — А вы ждите меня здесь, носа туда не кажите. Ежели все обойдется — свистну, зашухерюсь — бегите прочь. Ну, пока! До скорого! — «Топорик» мгновенно растворился в темноте.
Какой раз вспоминал Борис о примете: «Когда торопишь время, оно течет медленно». Он весь извертелся, до боли в глазах всматриваясь в темень. Казалось, еще мгновенье — и перед ним появится Эльза, живая и невредимая. «Бура», прислонясь к холодной стене, застыл в одной позе, как цапля на болоте, лишь изредка дул на зазябшие пальцы.
И вдруг, словно по резкому сигналу, разом вспыхнули огни во всех комнатах каримовского дома. С угла забора, прежде неприметный, рванулся в темноту разящий луч прожектора, высветив Новосибирскую улицу, глинобитный сарай, трансформаторную будку. Это было так неожиданно и так страшно, что оба парня окаменели, боясь произнести хоть слово, очнулись, заслышав выстрелы, возбужденные голоса. Борису почудилось: множество солдат разом выскочили из скрытых убежищ, кинулись искать тех, кто посмел нарушить покои черного таинственного дома.
— Все! Полный прогар! Живо «рвем когти»! Бежим! — приглушенным шепотом выдохнул «Бура». — Влип наш «Топорик»! — И, не дожидаясь ответа Бориса, рванулся в густую темноту улицы, побежал в сторону железнодорожного разъезда, за которым, как им рассказал бывший уголовник, на целый километр растянулись складские помещения. Борис на мгновение замешкался, но, заслышав скрипучий звук отпираемых ворот каримовского дома, приударил вслед за «Бурой»…
И СНОВА КАРИМОВ
На следующий день после ночного происшествия в доменный цех вновь пожаловало высшее руководство комбината — одутловатый генерал в той же самой шинели и папахе, и как всегда внешне невозмутимый, застегнутый на все пуговицы Каримов.
Начальство, как догадались все в бригаде Вальки Курочкина, явилось неспроста: вторая «экспериментальная» доменная печь резко пошла на похолодание. Вместо того, чтобы взять больший процент кислорода, домна стала «задыхаться», ее попросту загнали, а это грозило крупной аварией — встанут сталеплавильные и прокатные цехи, фронт останется без снарядов и бомб, без мин и патронов. И тогда полетят генеральские головы, после них и рядовым не сдобровать.