— Вот, посмотрите! — Валька словно ждал этой минуты, протянул начальнику комбината общую тетрадь, перетянутую резинкой. — Мы сообща кое-что прикинули, с учеными мужами посоветовались.
— На Сталинскую премию, поди, метите? — не удержался от ехидной реплики генерал, покачал на ладони тетрадь, будто взвешивая истинную ценность, настороженно глянул на Рабина: неужто начальник цеха ничего не знал о задумке ребят? А, может, и правда противился? Эта мысль сильно огорчила генерала. Рабин опустил глаза, укрываясь от взгляда начальника комбината. — Что ж, Генерал привстал. — Почитаем ваше сочинение.
Борис невольно отметил, как болезненно выглядит сегодня Хозяин, кавалер самых высших орденов страны, лауреат сталинских премий. В красном уголке было полутемно — лампочки давно покрылись густым слоем копоти, и в синеватом отсвете лицо генерала казалось желтым, восковым, как у покойника. Дышал тяжко, с хрипотцой. Каримов скользнул змеей мимо генерала, услужливо приоткрыл дверь, но приостановился, услышав сорвавшийся на дискант голос «седого».
— Товарищ начальник комбината! Разрешите доложить вам еще про одно крайне неприятное дело? — Борис шел ва-банк.
— Оно касается эксперимента? — чуточку задержался генерал. — Нет, хочу рассказать об одном вашем помощнике, — Борис глотнул воздуха, — у него, понимаете, два лица, человек этот — очень опасен.
— Прости, «седой», только это не по моей части, — генерал невольно поморщился. С удовольствием бы выслушал парня, сил больше не оставалось, кружилась голова. — Все кляузы и сплетни выслушивают в отделе кадров, а если дело поважнее, обращайся прямо в НКВД.
— И вы туда же, — разочарованно произнес Борис, — думал, по справедливости разберетесь. — Сердце глухо ухнуло. Все его надежды рухнули. Генерал не пожелал даже выслушать, теперь никто его не спасет. Тайна похищения Эльзы тоже не раскроется. Зато Каримов все прекрасно понял, от ненависти весь съежился. Он все сделает, чтобы избавиться от опасного свидетеля.
— Идемте, Владимир Николаевич! — Каримов буквально подталкивал начальника комбината к выходу, обернулся, обжег Бориса коротким рысьим взглядом. Генерал подвинулся, но в дверях, видимо, что-то остановило начальника.
— А ты, герой — блокадник, — через силу проговорил генерал, — приходи завтра в отдел кадров, прямо к товарищу Каримову, он тебя внимательно выслушает, а сегодня… занедужил я что-то, братцы-ленинградцы.
— Да, завтра, завтра! — как эхо повторил Каримов. — Я буду тебя ждать. Запомни, «седой», третий этаж, седьмая комната. Пропуск будет заказан.
«АМБА, СЕДОЙ, АМБА!»
На следующий день Борис в управление кадров не пошел. В ушах все еще звучали уклончивые слова Каримова: «Я буду тебя ждать». Хотел вообще уйти с работы, пробраться в прессовый цех и там осторожно расспросить женщин о том, что случилось в их бараке. На комбинате только и было разговоров о раскрытии немецкой вредительской группы. Слухи были один другого страшней: будто бы немки подсыпали песок в снаряды и бомбы, готовили взрыв цеха, убийство руководителей комбината и города. Хорошо, что в цехе «ежовые рукавицы» вовремя сумели обезвредить и уничтожить фашистских наймитов. «Уничтожить… уничтожить…» Это страшное слово засело в мозгу и не давало ни на секунду покоя, разболелась голова и, как было в самые тяжкие дни блокады, Бориса начало поташнивать.
Неожиданно в обеденный перерыв его отыскал на литейном дворе «Бура». Всегда насмешливый и уверенный в себе, сегодня «Бура» был каким-то дерганным. Интеллигентная внешность слетела с бывшего уголовника, как головка одуванчика под ветром. Борис его не сразу и узнал: «Бура» замаскировался под доходягу — глубоко нахлобучил на лоб заячью шапку с оторванным ухом, прихрамывал.
— Амба, «седой», амба! — без предисловий, срывающимся шепотом заговорил «Бура», опасливо косясь по сторонам. — Втянул ты нас в темное дельце. «Топорика» на той улочке насмерть кокнули! Хана! Доигрались! В крутую засаду угодили! «Топорик» сильным волком был, ноздрей беду чуял, ты не поверил.
— Не тараторь! — резко оборвал его Борис. — Говори толком. Чего дрожишь?
— Умирать неохота. На меня, шкурой чую, глаз положили граждане-начальнички. Утром приходил тайно в цех тот рыжий из ВОХРа, Платоныч, наводил справочки. Пришьют нас теперь каримовские холуи, как пить дать. Заварил кашу, тебе и расхлебывать, а я… учти, «выковырянный», ежели не выручишь, все на тебя свалю.
— Не трусь, «Бура»! — деланным бодрым тоном сказал Борис. Вспомнил рысий взгляд Каримова, но рассказывать невольному сотоварищу не стал. — Я своим ремесленникам обскажу ситуацию, они всюду верх держат, ВОХР, если потребуется, вверх дном перевернут, а тебя к нам в доменный зачислим. — Борис говорил ерунду и был противен сам себе, однако «Бура» вроде поверил.