— Женщины обвиняют девчонку, — смутилась Маргарита и замолчала.
— В чем обвиняют?
— Будто бы она продалась за талоны НКВД. Ее, извините, зовут сексоткой. Обо всем сообщает.
— Обо всем? — встрепенулся капитан. — Значит, есть о чем сообщать? — Кушак обтер потные ладони. — А тебя?
— Что, меня?
— Ты ведь тоже «сексотка»? — криво усмехнулся капитан. — Сама не знаешь, что являешься крохотным винтиком в нашем гигантском маховике. Доносишь на Эльзу, Эльза — на тебя. Марта сообщает о том, что говорит Луиза. Мы сопоставляем сведения и, если они совпадают, делаем нужные выводы. Но… огульно охаивать невинного человека у нас, запомни, дуреха, не принято, — посуровел капитан. — А ты… расслабься и запомни: дашь ложные сведения — сама угодишь в лагерь, и никто тебя не спасет.
— Понимаю, — Маргарита мысленно осенила себя крестом, — я никогда не лгу, гражданин капитан. Хотя и знаю много, но сначала все взвешиваю в уме. Вот, к примеру, фрау Ряшке … Она — настоящий враг.
— Ну, ну, давай, говори! — не сдержал нетерпения капитан. — Мычишь, а не телишься. Что там у тебя об этой фрау? Не бойся, ни одна живая душа на всем белом свете, кроме, конечно, моего начальства, о наших откровениях не узнает. — Капитан достал из бокового кармана френча несколько «красненьких», протянул Маргарите. — На, купишь в итэровском буфете немного масла, но чтоб никто не видел. Я слушаю.
— Фрау Ряшке — жена профессора, она очень зла на власть. — заторопилась Маргарита, поминутно облизывая сохнувшие губы.
— Постоянно твердит всем, что под Советами нам осталось жить недолго. Братья из фатерлянда скоро возьмут верх. У них будто бы появилось секретное оружие, очень страшное, оно сметает не только людей, но и города. Мол, нас скоро освободят, вознесут, как мучеников и героев.
— Вот за это хвалю! — оживился капитан Кушак. — Молодец! Настоящая Мата Хари. — Чтоб не выдать радости, что охватила все его существо, заблестевшие глаза, разлил по стаканам остатки водки, протянул Маргарите. — На, глотни на дорожку.
— Не могу! — заупрямилась Маргарита.
— Тогда я сам! — Капитан опрокинул в рот содержимое стакана, аппетитно похрустел соленым огурцом, прищурился, отчего, как заметила Маргарита, дряблая гусиная кожа на шее Кушака еще больше сморщилась.
— А эта фрау Ряшке… только, пожалуйста, не спеши с ответом, она не намекала вам на то, что надобно незаметно портить оборонную продукцию, чтобы меньше убивали на фронте ваших соотечественников? Напряги память.
Капитан подался вперед, навалился узкой грудью на стол.
— Я вас не совсем понимаю. — Маргарите стало жарко. Она поняла, какую беду навлекла на Ряшке.
— Не строй из себя дурочку! — прикрикнул капитан. — К примеру, не предлагала вам эта фрау подсыпать песок или крупную соль в корпуса снарядов на сборке?
— Боже вас упаси! — всплеснула руками Маргарита. — Она только словами нас ободряет. И как вам такое могло придти в голову?
— Н-да, грош тебе цена, Маргарита, в базарный день!. — Капитан поиграл желваками. — На постели ты — холодная колода, в агентурной работе — пустомеля, слепа, как кутенок при рождении. И я за таких, как ты, крест несу перед начальством. Отобрать что ли у тебя «тридцатки»? Да и на погрузку можно перевести. — Кушак резко встал из-за стола, уронил табурет, выматерился, подошел к ведру, выпил ковшик воды, вернулся к Маргарите. Проговорил более спокойно. — Начальство, понимаешь, гневается: в сборочном идет много брака, снаряды не разрываются во время испытаний. Откуда сие? Немецкие соловьихи, кажись, за крепкими запорами сидят, в клетках, а насвистывают далеко не богобоязненные мелодии. — Капитан и сам понял, что сказал малопонятную фразу, исподлобья глянул на Маргариту, и женщина поняла: этот взгляд не сулил ей ничего хорошего. — Больше тебе нечего сообщить?
— Еще фрау Зингельман говорила что-то о «втором фронте», мол, англичане нарочно тянут время, не желают помогать Советам! — обрадованно сообщила Маргарита.
Капитан словно бы не расслышал или просто не придал значения сведениями агента, грубо рыгнул, сплюнул на матерчатый коврик, поднял бесцветные глаза на Маргариту.
— Ежели честно сказать, жаль мне тебя, Маргарита. В сущности, неплохая ты баба, домашняя, но… — Развел руками. — Но придется тебя на погрузку или в карьер отправить. Ох, скажу тебе, не сладко там. Десять часов кряду в пыли и угле. Зато будешь в душе гордиться: умрешь, как героиня.
Маргарита отлично понимала: капитан Кушак, ее благодетель и временный сожитель, конечно, недоволен сообщенными сведениями, но пусть не гневается. Разве она виновата, что у нее с детства уши серой заложены. Не слышит, хоть убей, антисоветских разговоров. Все, с кем она общается, только тяжко вздыхают да слезу пускают, про вредительство, против власти не высказываются. Однако понимала и другое: попадать в гнилой карьер, о котором с ужасом говорят в цехе и бараке, тоже не резон. Там кайлят вредную руду приговоренные к смерти. Как избежать страшный участи? Ответа на это Маргарита не знала, она вся дрожала, как в лихорадке, крупное тело женщины содрогалось от подступающих рыданий.