— Ты еще не оправилась от шока, — сказал он.
— Ты хочешь, чтобы я легла?
— Да. Нет.
— Так да или нет?
— Я уверен, ты сама знаешь, что тебе следует делать.
— Да, знаю.
Она одарила его доверительной улыбкой и села на краешек кровати. Положив ногу за ногу, она сунула руку под подол комбинации, отстегнула и стянула чулки.
— Как хорошо освободиться от них, — она вздохнула. — Может быть, мне следует освободиться и от комбинации?
— Пусть уж она остается на тебе, — в полупустом номере голос его прозвучал глухо.
Он все это время пытался доказать ей, что он никчемный для нее человек, она же старалась убедить его в обратном. Стоя перед кроватью, Конни откинула покрывало и подняла простыню.
— Может ты хочешь еще выпить?
— Нет, я чувствую себя отлично.
— Тогда укрой меня.
Она улеглась в постель, а Ник натолкнулся взглядом на коварный изгиб ее бедер. Он натянул простыню сначала на ее ноги, потом на колени, талию, рельефно обозначенную узкой комбинацией, затем на прикрытые кружевами ясно очерченные груди и остановился у подбородка. Он хотел завершить этот жест доброй воли коротким поцелуем в лоб, но Конни обвила его запястье пальцами и потянула его к себе. Он уселся на край кровати.
— Любовь моя!
— Я слушаю.
Он нахмурился. Не сулило ничего хорошего то, что глаза ее были полуприкрыты веками. Киношники называют такие глаза «глазами спален».
Он попытался думать о чем-нибудь отвлеченном, но не смог.
— У тебя шок, и ты все еще находишься под неприятным впечатлением от случившегося.
— В твоей власти сгладить его приятным впечатлением.
— Я не могу.
— Ты же не голубой?
— Конечно, нет.
— Женат?
— Никогда не был.
— Дал обет безбрачия?
— Хотел. Даже написал по этому поводу письмо римскому папе, но оно или затерялось где-то на почте или папа просто не соизволил мне ответить. Нехорошо с его стороны.
— Очень смешно! Но, Ник, почему ты не можешь расслабиться?
— Я это сделаю сразу, как только ты уснешь.
Это было не совсем правдой, судя по событиям последних дней. Он сможет расслабиться только тогда, когда будет уверен, что эта прекрасная и отважная женщина покинула страну и находится в безопасности.
— А если я не хочу спать?
Он хотел что-то ответить, но ее глубокий голос и рука, лежавшая на его бедре, остановили его.
— Я хочу отблагодарить тебя, Ник.
— В этом нет необходи…
Кончиком пальцев она прикрыла его губы.
— Я хочу, чтобы ты обнял меня. Я хочу кому-нибудь верить. Ты единственный, кто выслушал меня и понял мои горести. И ты был там, в Капитолии.
Беззащитность и уязвимость, сквозившие в ее словах, не могли не тронуть его. Ее искренность, честность и мужество удивляли его. Подобно святому Себастьяну, Ник теперь ясно осознавал, что означает быть истыканным стрелами. Только в его случае стрелы эти были из колчана Купидона.
Если она чувствует себя одинокой и запуганной, Ник сделает все, чтобы облегчить ее жизнь в Лампуре. Он не спрашивал себя, как ему удалось добиться чести заслужить ее доверие, но знал, что скорее умрет, чем его потеряет.
Он легонько коснулся ладонью кружевов, прикрывавших ее груди, веки ее затрепетали, и она выдохнула что-то похожее на благодарность. Твердый сосок уперся в его ладонь.
Он пообещал себе, что остановится через минуту после того, как приласкает ее другую грудь. Его самого удивляло, как мужчина может проделывать такое, твердо стоя одной ногой на полу, и каких трудов ему стоит эту ногу оставлять там, где она находится.
Ее нежные атласные груди порозовели, в ложбинке между ними заблестела струйка пота Его рука сама собой скользнула по спине и легла на округлость бедра, затем дальше, чтобы ощутить упругую податливось ее ягодицы.
Он задыхался, он был возбужден до предела, но как-то умудрился свести все это к братскому участию.
— Теперь ты успокоилась?
— Я все еще боюсь чего-то, — ответила она, и это было правдой.
Никогда раньше Конни не чувствовала себя такой слабой и ранимой, и никогда раньше ей так не хотелось полностью отдаться своим чувствам. И это оказывалось на удивление легко. Не надо лишних слов, не надо намеков и двусмысленностей. Все было просто и ясно. Всю жизнь Конни просила то, что ей было необходимо, и если ей не удавалось сразу заполучить это, она никогда не оставляла попыток добиться своего.
— Как ты себя чувствуешь, Ник? Тебе, наверное, все кажется очень странным?
— Чепуха, я соблазняю пребывающих в состоянии нервного шока женщин все восемь дней в неделю.
Она засмеялась и вмиг успокоилась и дотронулась до его груди, ощутив, как неистово бьется под рубашкой его готовое выскочить сердце. Когда она поцеловала его в шею, это сердцебиение могли уже услышать на Цейлоне. Он остановил ее ласки своим поцелуем, что стало для него адской мукой.