Годы гражданской войны вынудили многие страны закрыть здесь свои посольства. На острове остались только британцы, и только они могли помочь ей спасти отца. В конце концов, будучи американкой, она не имела другого выхода, кроме как обратиться в британское посольство, хотя отлично понимала, что ей они ничего не должны. Вот если бы она и ее отец были бы подданными Ее Величества!
— Для моей семьи это были трудные времена. Прошло уже десять лет с тех пор, как правительство Лампуры заключило отца в тюрьму. Потом к власти пришли мятежники, и с тех пор они держат его заложником при себе.
— За десять лет в стране произошло целых три революции, — пробормотал Ник.
— Да, и поскольку из всех западных стран только Британия сохранила здесь свое посольство, у меня нет другого выхода, как обратиться за помощью к вам. Вы все-таки имеете влияние, если не на мятежников, то хотя бы на правительство.
— Правительство одного дня, — усмехнулся Ник.
Еще не совсем утратив надежду, Конни переключила свое внимание на Ника Этуэлла. Она не привыкла судить о людях по первой встрече, тем более оценивать, как бы половчее использовать их в своих интересах, но долгие годы мытарства ее матери по многочисленным правительственным и дипломатическим кабинетам многому ее научили.
Она готова была пройти через все унижения, чтобы добиться освобождения отца. Ник сказал всего лишь, что сожалеет о случившемся. Сказал просто, прямо и, она была в том уверена, искренне. Перед ней открывались три возможности: требовать, умолять или строить глазки. Она предпочла первое.
— Почему же британцы все еще здесь, если они не могут оказать реального влияния на положение дел в этой стране? Что изменилось бы, если бы и вы отправились восвояси, как другие?
Ник поднял нос, будто принюхивался к проникавшему в кабинет аромату тропических цветов, и, получив в подтверждение своих полномочий начальственный кивок, заговорил:
— Почему британцы ничего не делают, оставаясь при этом на острове? Должен признаться, именно этот вопрос все чаще посещает и меня.
Краска прилила к лицу посла, и он стал похож на свеклу в галстуке.
— Я уверена, что посол вряд ли мучается подобными вопросами, — поспешила заявить Конни и бесстыдно заглянула в глаза несколько поникшего Уиткрафта.
— Гм, нет, нет, — пробормотал Уиткрафт. — Уверяю вас, что мы делаем все возможное. А Ника вы должны извинить, поскольку ему приходится неотлучно проживать на острове, он резидент.
— Скорее ренегат, уклоняющийся от исполнения своих обязанностей, — вставил Этуэлл.
— Но, Ник, это же вовсе не так! Зачем ты на себя наговариваешь? — запротестовал посол. — Просто тобой овладели скука и разочарование, и я тебя понимаю.
— Я бы назвал это апатией, — поправил Этуэлл.
— Тебе видней, — проворчал посол и задвигал ящиками стола.
А он очень мил и привлекателен! Конни даже улыбнулась, и перед ее мысленным взором проследовала длинная череда беспомощных любителей красивых слов и округлых фраз, к которым ей приходилось обращаться по поводу освобождения ее отца и которые так ничем ей и не помогли.
Крохотное чувство благодарности к нему шевельнулось в ее сердце, благодарности за то, что Этуэлл не пускался в долгие разглагольствования и не сыпал обещаниями, а ограничился простыми словами сочувствия. Некоторые люди избегают лишних слов или же очень тщательно их подбирают, придавая большой смысл тому, что хотят сказать. По собственному опыту она знала, что дипломаты обычно идут по пути наименьшего сопротивления и предпочитают наговорить и наобещать, что угодно, лишь бы отвязаться от назойливого просителя. Почему же Этуэлл не проделал то же самое? Неужели ему небезразлично ее несчастье?
Она заметила, как посол нахмурился и слегка кивнул головой, этот жест говорил ей о многом.
Этуэлл поправил галстук, откашлялся и заговорил, и его слова обеспокоили Конни гораздо больше, чем вся предыдущая болтовня посла.
— Вам должно быть известно, что британское правительство официально и однозначно осуждает захват заложников, и, к несчастью, британское посольство может сделать то же самое, но не больше.
— И вы говорите это, когда речь идет о восстановлении справедливости? — Конни наклонилась вперед и положила руку ему на колено. — Мистер Этуэлл, представьте себе, что это вашего отца десять лет безвинно содержат в тюрьме, а вы говорите «правительство осуждает…». Неужели нельзя ничего предпринять?
На этот раз Ник постарался не встречаться с ней глазами, сделав вид, что поправляет высунувшийся из его нагрудного кармана красный носовой платок. Лицо его помрачнело, и он бросил на посла быстрый и злой взгляд. Конни могла бы поклясться, что в его голубых глазах читалось осуждение, которое через мгновение исчезло.