— А не то же ли самое собираешься сделать и ты? — голос Ника глухо прозвучал в обитой деревянными панелями комнате.
Его план требовал для своего исполнения благородного и дерзкого героя, такого, каким он сам всегда мечтал быть. Из тех, кто женившись на любимой женщине, не цепляется за нее, если она разлюбит. И он не станет удерживать ее.
При звуке электронного сигнала Ник поднял голову. «Сообщение получено». Стуча карандашом, Ник быстро записал его и отправился к себе. И к Конни.
Конни любила спать, укрывшись одеялом или простыней, но раскрылась во сне, и мало-помалу до нее дошло, что ничто, кроме утренней свежести, не касается ее кожи.
Вошел Ник и принялся раздеваться, предупредив:
— Больше не будем!
Она провела пальцем по его спине и напустила на себя сердитый вид.
— А я хотела пригласить тебя в постель. Есть какие-нибудь новости?
— Только те, которые мы сообщили журналистам. Меня вызвали, чтобы я сочинил официальный отклик британского посольства на последние события в Лампуре. Затем нужно было отправить журналистов назад в отель.
Его позвал долг, и он последовал его зову. Неужели они не видят, возмущалась Конни, что, каждый раз обращаясь к нему, они никогда не встречают отказа! Он улаживает их самые деликатные проблемы, а они ему не доверяют!
— А в остальном все, как обычно, — сказал он.
— И это обычно? — она пробежала пальцами по его спине, когда он нагнулся, чтобы снять ботинки. — Кто-нибудь знает, что я в вашей постели, мистер Дипломат?
Она нещадно дразнила его, с наслаждением изучая каждый квадратный дюйм его тела, играя с ним легкими прикосновениями. Она ошибочно полагала, что может его этим соблазнить.
Катализатором для них была нежность. Когда она проявлялась, за ней тут же поднималось желание. Это удивляло их обоих, но больше, чем удивляло, приводило в восторг.
Несмотря на то, что Ник умел строить из слов красивые длинные предложения, их разговор вскоре свелся к телеграфному стилю:
— Здесь!
— О! О!
— Пожалуйста…
— Еще!
Потом нужда в словах и вовсе отпала.
Конни вконец запуталась: кто из них кому принадлежит? Кто дарит другому больше поцелуев? Кто из них искуснее в ласках? Сколько раз они уже занимались любовью? Она, наверное, не сможет ходить, но после того, как Ник так профессионально забинтовал ей ноги, она все-таки попробует как-нибудь ковылять.
Она еле подавила смех и тут же почувствовала, что сейчас заплачет. Когда же все это кончится? Когда же они вызволят ее отца?
Подобно тому, как из предрассветной мглы выплывает окрестный ландшафт, перед ее взором медленно возникла картина: Ник стоит рядом с ней; мятежники, освобождая, приводят к ним ее отца; она крепко обнимает его и говорит ему, как сильно она его любит и как долго ждала этого часа, а потом она представляет ему Ника, и отец одобряет ее выбор.
Она добьется своего, невзирая на всех этих мятежников, дипломатов и бюрократов, и воссоединится с мужчиной, которого любит. Потому что она действительно его любит. В этом она не сомневалась, она сомневалась теперь только в том, удастся ли ей сохранить его любовь.
Ник послал кого-то в отель, и вскоре прибыли ее кроссовки. Они вынули шнурки, и Конни смогла надеть их на забинтованные ноги. Потом, когда они пробирались через засыпанный обломками город, подошвы шлепали по земле, привлекая к себе внимание прохожих. Многие здания смотрели на них пустыми окнами и выставляли напоказ свои рябые от пуль бока. Только два из них были повреждены попавшими в них снарядами, остальные пострадали лишь от пуль.
Когда Конни и Ник завернули за угол и направились к отелю «Империал», она вздохнула с облегчением, увидев здание отеля целым и невредимым. Ник сжал ее локоть.
— Я же говорил тебе, отель останется цел.
— А не опасно ли мне здесь будет находиться? — спросила она несколькими минутами позже, когда они были уже в ее номере.
— Ты не так ставишь вопрос, — Ник закрыл дверь и задернул шторы. — А не опасно ли нам здесь будет находиться?
Они обнялись, но настроение у Конни испортилось. Налюбовавшись на разрушения в городе, она разволновалась, ее неумолимо потянуло в горы к мятежникам, туда, где был ее отец.
Ник чувствовал ее беспокойство.
— Почему бы тебе не принять душ и не переодеться? — сказал он. — Я зайду к тебе через часик, и мы решим, что нам делать дальше.
Ее прочувствованное «спасибо» стало ему ответом, а он уже ценил каждый ее жест, каждую улыбку и знал некоторые особенности ее телодвижений.
— Все будет хорошо, — сказал он, сознавая, что за этими словами ничего не стоит.