— Я сказал то, что хотел сказать, но, пожалуй, сказал это не так, как было нужно, — на него напало косноязычие, о Господи! — Да, я люблю тебя, от этого никуда не денешься, но что касается долгосрочных планов, то скажу тебе честно, Конни, я не вижу нас с тобой в обсаженном розами коттедже, да и ты, я думаю, тоже. Я не вижу для себя возможности в ближайшем будущем покинуть этот остров, разве что меня попрут с дипломатической службы.
Что они не преминули бы сделать прямо сейчас, если б знали, что он задумал.
Конни не отвечала и продолжала, отвернувшись, смотреть в никуда. Ему было невыносимо больно представить, что по ее лицу сейчас текут слезы. Он ненавидел звук своего собственного голоса, но не мог уже остановить слетавшие с его языка жестокие слова.
— Ты возненавидишь этот остров, и я буду в этом виноват. Не поедет же твой отец в Америку один!
— Ник!
— Да?
— Мне кажется, тебе нужно замолчать, — она повернулась к нему, и ее грудь медленно опустилась, когда она выдохнула эти слова.
Ник видел только ее глаза, зеленые и пустые. Потом он увидел солдат, направлявшихся к ним. Винтовки наизготове. В глазах равнодушие. Они окружили джип.
Глава 8
Все это напоминает поднимающуюся для броска кобру, подумала Конни, пригвожденная к сиденью видом шести человек, одетых в зеленые и цвета хаки рубашки, американские джинсы и кроссовки с оранжевыми баскетбольными мячами по бокам. По знаку одного из них из-за домов вышли еще трое. В центре шел малорослый лысеющий мужчина, испытующе оглядывая Ника и Конни своими черными и блестящими глазами. На нем аккуратно выглаженная белая рубашка поверх широких и тоже белых брюк.
На улице никто на него не обратил бы внимания, подумал Ник. Только почтительность, с которой солдаты обращались к нему, и отсутствие оружия отличали его от остальных.
— Оставайся в джипе! — Избегая резких движений, Ник попытался вылезти из джипа.
Клацнули затворы винтовок. Внутри у него похолодело.
— Не ходи к ним, — тихо попросила Конни.
Ник медленно поставил на землю одну ногу, потом еще медленнее другую.
— Я поговорю с ними.
Один из солдат, окруживших джип, что-то крикнул, и те трое двинулись к джипу быстрее.
— Что он сказал? — забеспокоилась Конни.
— Он тоже тебе посоветовал оставаться в джипе, — пошутил Ник.
— Ник!
— Не волнуйся! Не подавай вида, что тебе страшно, и не открывай рта. Хорошо?
— Нехорошо, — ее блузка насквозь была пропитана потом, руки дрожали, но она этого не замечала. Ее волновало то, что Ника рядом с ней больше не было.
Она видела такие же невыразительные лица и раньше. Эти люди знали только то дело, ради которого они готовы были уничтожить все человечество.
— Ник!
Он сверкнул ей беззаботной улыбкой и повернулся к солдатам.
— Я понял, ребята, что никто из вас не говорит по-английски, не так ли? Пока что я не услышал от вас ни одного английского слова.
Повернувшись к Конни, он добавил:
— Следовательно, мы можем свободно разговаривать, дорогая, не опасаясь быть понятыми. До тех пор, разумеется, пока разговаривать мы будем спокойными голосами.
Конни страшно захотелось почувствовать твердую почву под ногами и свою руку в его руке.
— Ты всегда просил меня не делать без тебя и шагу. Так вот: ты от меня не отделаешься и сейчас, Этуэлл! Ты понял?
Она одарила троих людей, появившихся последними, деревянной улыбкой и попыталась тоже вылезти из джипа. Ник пододвинулся к дверце и попытался преградить ей путь, прежде чем она натворит глупостей. Это ему удалось.
Он вежливо заговорил с солдатами на лампурском диалекте. Он врал, ловко уводил разговор в сторону от выяснения их личностей, пытался расположить их к себе и при этом еще успевал переводить Конни суть их беседы:
— Они спрашивают, есть ли у нас паспорта. Я ответил, нет. Мы муж и жена? Пока нет. По какому праву мы находимся здесь? Мы ищем какой-нибудь бар в этом районе.
Один из солдат выругался.
— Обрати внимание, — заметил Ник, — они сами нервничают. Я делаю вывод, что вчерашний налет мятежников оказался для правительственных войск очень болезненным.
— Ты думаешь, мятежники могут быть где-то рядом? — забеспокоилась Конни. — Тогда и отец может быть рядом!
— А кто ваш отец? — вдруг спросил по-английски лысеющий мужчина.
Сердце Конни ушло в пятки. Ник отбросил за ненадобностью свою беззаботность, выпрямился во весь рост и скрестил руки на груди.