Надо думать о ней. Только о ней. Как она вчера вечером игриво кусала его за ухо и как она звала его, когда Поль увозил ее прочь.
Ручеек пота скатился по его виску и попал в уголок глаза. Ник открыл глаза и увидел маленькое окошко напротив двери. Цепи не позволяли ему дотянуться до окошка. Наощупь он обследовал сарай, обнаружив с полдюжины лопат в одном из углов. Он решил, что сможет проломить кому-нибудь при случае голову лопатой. Возможно, утром, когда за ним придут.
Еще он с тоскою подумал, что они могут заставить его копать себе могилу, и от этой мысли он часто и тяжело задышал. «Думай о чем-нибудь другом, — сказал он себе, — вспомни запах ее духов».
— Наверное, сирень, — в малом пространстве сарая его голос прозвучал приглушенно.
— Мисс Хэннесси, — прошептал он немного спустя, вспоминая тот первый день, когда он, слегка наклонясь, стоял возле ее стула, вдыхая аромат приятного шампуня, исходивший от ее волос, и видел маленький бриллиант в ее сережке.
Дверь распахнулась, и часовой подал ему свечу, бумагу и ручку.
— Пиши свое прощальное письмо, англичанин, — сказал он и вышел.
Ник уставился на листок бумаги. Всего минуту назад он мучился от недостатка света, но мерцание свечи высветило убогую замкнутость пространства, в которое он был помещен. Кольца на лодыжках выглядели крепкими и несокрушимыми. Он уже убедился в невозможности сломать их зубцом вил.
Он взял ручку. Итак, прощальное письмо! Кому? Той, которой здесь нет. Он откинул со лба прядь волос и попытался сосредоточиться. «Конни», — написал он и уставился на ее имя. Ему хотелось бы сказать ей так много, но, представив себе, как смеются солдаты, читая его письмо, как потом, смяв, бросают следом за его телом в могилу, он не смог написать больше ни слова, кроме ее имени «Конни», которое Ник написал на листе еще раз.
— По моему сигналу, — сказал Поль. Она находилась в джунглях за бункером.
Конни сразу обратила внимание на сарай, стоящий у края площадки, и на свет свечи, мерцающий в нем. Он там!
— Что они собираются с ним сделать, как думаешь?
— Пока ничего! Твой отец следит за дорогой. Я обследую бункер, разведаю подступы и посмотрю, как лучше будет справиться с солдатами, а ты иди к сараю, но если кто-нибудь появится, метнись в заросли.
Ей не надо было повторять дважды. С лицом, вымазанным обувным кремом, в свитере с высоким воротом, который ей любезно одолжил бывший муж, она, посмотрев вслед скрывшемуся в темноте Полю, пошла на свет свечи. Она не выпускала его из поля зрения с тех самых пор, как они пришли на это место. Ее тянул к себе свет той свечи. Он там!
Вскоре после того, как они подкрались к этой базе мятежников со стороны джунглей, большая часть отряда села на джипы и укатила в сторону долины. Конни не знала, зачем, но ей и было-то на это наплевать. Поль сказал, что на базе осталось шесть человек. Из бункера доносились звуки громкой музыки. Оставшиеся солдаты праздновали скорую победу. Конни узнала голос Боба Марли, поющего с магнитофонной ленты свободолюбивые гимны стран Третьего Мира.
Она пробралась к сараю и стала у стены, вслушиваясь и всматриваясь. За стеной звякнула цепь.
— Ник!
Решив бросить пустое занятие, Ник отложил ручку и бумагу, обнял колени руками и положил на них голову. «Слуховая галлюцинация!» — подумал он. Но вдруг довольно ясно увидел перед глазами Конни. И снова услышал голос, зовущий его по имени.
— Да, галлюцинации!
— Ник! Что ты сказал?
— Я сказал, — ответил он, — что клаустрофобия имеет множество проявлений. Я полагаю, ты одно из них.
— А я полагаю, что ты превратишься в покойника, если мы тебя отсюда не вызволим.
Ник вздрогнул. Голос звучал очень тихо, но отчетливо. Однако он готов был поклясться, что сам выдумал его в своем одиночестве. Он осторожно встал на ноги, посмотрел на дверь, потом на крошечное окошко напротив двери…
Прижавшись спиной к задней стене сарая, Конни боялась заглянуть в окно. Свет свечи может высветить ее лицо и выдать часовому, если он через дверь заглянет в сарай. Но она собралась с духом и все-таки заглянула. По другую сторону от грязного стекла были глаза Ника. Она закрыла рот рукой, чтобы не закричать.
— Конни! — Ник потянулся к ней, но цепи не позволили ему подойти.
Рукой, однако, он сумел дотянуться до окна.
— Говори тише! — раздался ее горячий шепот.
Она с трудом справилась с комком в горле, увидев, как сотня чувств отразилась на его лице. К ее удивлению, из них верх взяло негодование. Он отступил от окна и впился взглядом в лицо женщины, которую именовал своей богиней. Черный платок покрывал ее каштановые волосы, и что-то вроде дегтя было на ее лице. Зеленые, как море, глаза были полны слез. Разве галлюцинации плачут?