Настала ночь, еще, еще, Изабелла не приходила, а днем избегала общения со мной. Я сходил с ума. Следующей ночью я сам пришел к ней влез к ней в спальню через балкон. Она была не одна, но и не с Джозефом. Я больше не владел собой. Я стащил с ее постели садовника. О, как он испугался! Он молил о пощаде.
Я ревел на всю спальню так, что Изи пришлось зажать мне рот рукой.
– Он. Он..– она лепетал что-то не внятное. – Он узнал о нас Филипп. Мне пришлось, он хотел рассказать Джозефу. Он угрожал мне.
В гневе я схватил чугунную статую с тумбочки Изабеллы и размозжил негодяю голову. Кровь брызнула мне в глаза в тот момент, когда в комнату вошел Джозеф.
Изи выставила садовника убийцей, который хотел изнасиловать и убить ее и уговорила Джозефа представить все полиции в нужном свете. Я оказался героем, спасшим ее жизнь и честь. Когда все закончилось, она шепнула мне:
– Нам надо быть осторожнее.
Следующие ночи я не впускал ее сам. Я убийца ,я стал им из-за нее ,из-за любви к ней. Что она сделала со мной? Я убил, убил. Мне нужно было смириться с этим.
Жить пошла тихо и размеренно. Я жил в достатке, выучился управлять экипажем, играть на фортепиано, вести светские разговоры, в моем распоряжении были все блага цивилизации – они не радовали меня. Эта трясина затягивала все глубже. Мне приходилось прятать свои чувства, чтобы никто не заподозрил, что мы с Изи не брат и сестра. Я не хотел убивать снова и осторожничал больше чем Изи, одергивая и пресекая ее невольные жесты и проявления ласки в мой адрес.
Однажды нашу тихую жить взбудоражил приезд моего бывшего хозяина из порта. Он вел дела с Джозефом, владеющего несколькими судами. При взгляде на меня он сощурил свои из без того узкие глаза и переспросил Джозефа:
– Так это и есть брат Изи?
– Да, это Филипп,– ответил Джозеф, ничего не подозревая.
После обеда, когда все разошлись из-за стола, Пип подсел ко мне и тихо прошептал:
– Ну, и что тут происходит? Ты дурачишь его? Вы с Изи хотите отобрать у него все? Зачем ты здесь? Из-за нее?
– Пип, – я налил себя и ему кальвадоса.
– Она же портовая девка. За ней волочились все мои ребята, зачем она тебе? Ты сейчас завидный жених, Джозеф доверяет тебе. Делай бизнес.
– Я люблю ее. Она моя жизнь. Я не могу разорвать эту связь, – Пип опустил голову и выхлебал полную рюмку кальвадоса.
– Я помогу тебе, если ты сам не решишься.
Он решительно встал в из-за стола и направился в дом.
Я окрикнул его и предложил проехаться на лошадях, чтобы обсудить дела. Он согласился. Я дал ему самого необузданного жеребца, и, хлестко подстегнув его плетью, направил к оврагу. Пип сломал себе шею, упав с лошади. Все было кончено.
Изи поняла, в чем дело и ночью пришла ко мне.
– Так больше не может продолжаться, ты не можешь убивать каждого, кто попытается раскрыть нас. Нужно что-то делать, – страстно шептала она в моих объятиях.
Она была права.Я был рад, что она все понимает.
Я вдохнул аромат пряных листьев, трепетавших под окном, и обвил руками ее шею, она судорожно задышала, ее глаза наполнились страхом, потом смирением – она поняла, что это выход и закрыла их. Всё. Я отпустил ее шею и сжал ее бездыханное тело. Щебетанье стрижей, проносившихся над окнами спальни, разбудили меня от одурманившего сна. я открыл глаза. очутившись в мире реальности: она была мертва. Я тряс ее ,тщетно пытаясь воскресить. Закрыв лицо руками, я издал пронзительный крик, от которого сбежались все жильцы замка. Джозеф, вбежав в спальню, бросился к ней крича в исступлении. Он накинулся на меня с кулаками. Его побои ничего не значили, моя душа умерла. Я взял Изи, крепко прижимая к своей груди, отнес в сад и положил около ее любимых георгинов, запах которых напоминал о доме, так давно утерянном. Я хотел,чтобы георгины запомнили запах своей хозяйки.
На суде я не проронил ни слова. Я не желал раскрыть тайну, я хотел сохранить ее чистоту и непорочность. Никто из них, обездушенных мирскими ценностями, не смог бы понять то, что происходило в моей душе. Я ждал часа своей казни. Я не смог освободиться от любви к ней. Нужно было убить себя, а не ее, мучившую меня и страдающую одновременно.
Три дня, отведенные до вынесения приговора, показались мне вечностью. Убив её, я не убил любовь, жившую во мне все эти годы заскорузлой печатью. Я не в силах был это сделать ни убив ее, ни убив себя. Наша любовь будет жить вечно в наших душах. Я знал, что встречу ее там, за пределами жизни. Сегодня это случится, наши души соприкоснуться вновь и больше не разлучаться.