Еще через час очередной курьер принес отчет о допросе кучера графской кареты. Тот начал колоться сразу, как только увидел израненного парня, с которым дрался медвежонок – брата, как оказалось. Выложил все, как на духу, за обещание вызвать к пострадавшему лекаря. Амулет они получили от незнакомца в плаще. Тот словно знал, что оба не питают к магам особой любви: некий волшебник заморочил рукастого но не слишком умного ремесленника – старшего брата, вынудил его продать кузнецу. С ценой, как выяснилось позже, обманул, и братья остались почти ни с чем. Перебивались случайными заработками, кочуя из деревни в деревню, пока не встретили этого странного типа. По словам незнакомца, артефакт следовало испытать, чем братья и занялись. На их совести было трое убитых магов в окрестностях Ливка. А потом таинственный благодетель попросил отправиться в столицу и ждать указаний: могла понадобиться помощь в поимке еще какой-то магички.
На этом тет-а-тет королей с потоком информации был нарушен бледным, осунувшимся, слегка пошатывающимся, но решительным Джаредом. Господин полковник ворвался в кабинет, где заседали монархи и потребовал оставить дело сыска профессионалам и не лезть в то, в чем не разбираются, а мирно ждать результатов. Результаты эти самые он обещал предоставить как можно быстрее. Хотя свою просьбу к Рутгеру передать зелье подтвердил, как и то, что предназначалось оно Марвину I. После чего унесся отдавать какие-то распоряжения, а потом и вовсе слинял из дворца.
Так что два короля, временно оставшись не у дел, имели полное право напиться.
- Вы не правы! - со знанием дела сообщил Лис в ответ на грустную реплику коллеги. – Вы хорошо воспитали жену, и теперь она не лезет в политику. Я вам даже завидую.
- Или она меня воспитала, - задумчиво ответил человек.
- Ну вот, еще даже пить не начали, а уже все разговоры о бабах, - притворно огорчился Марвин. – Я-то надеялся о делах побеседовать.
- Вам не хватило?! С утра пораньше продолжения не ждете? Не хочу говорить о делах, о политике, о всякой дряни, которая, оказывается, завелась в моей стране... Надоело! – совсем по-мальчишески взбунтовался Аксентий.
- Тяжело быть монархом! – панибратски похлопал его по плечу оборотень
И, наверное, хорошо, что никого в тот момент рядом не было. Не поняли бы подданные своего сюзерена, если бы увидели в таких растрепанных чувствах. И странной близости, возникшей между человеком и оборотнем, не поняли бы. И усталых, полных беспокойства и обреченности глаз короля.
- Присаживайтесь, - Нидавер привел лиса в один из своих приватных кабинетов, где встречался только с доверенными людьми и только по делам государственной важности. А государственная важность, она такая... важная, в общем. В ней и не разберешься без глотка-другого доброго вина. Да и доверенные люди добреют, и разговоры с ними так вести легче. Вот потому и полон здесь был бар, и хранились на леднике, замаскированном под сейф с документами, всякие деликатесы, которые не стыдно откушать двум уставшим королям.
А устали они настолько, что просто разлили вино по бокалам, чокнулись и молча выпили. А потом еще раз. И еще.
- А может, и вправду, лучше о бабах? – задумчиво произнес Марвин.
- Собираетесь снова жениться? – равнодушно поинтересовался Аксентий.
- Не, надоело, - поморщился Лис. – Не хочу. Если что, заведу фаворитку.
- А мне даже фаворитка не нужна, - как-то слишком уж обреченно вздохнул Нидавер. – У меня жена – красавица. Даже сейчас. Кто-то скажет, что в сорок – уже не то. А она... не меняется совсем. Только хорошеет. И потом... мне ведь... Седьмой десяток не вчера разменял. Какие уже фаворитки?
- Да, - категорично подтвердил Марвин. – В нашем возрасте – никаких фавориток! Только любимые женщины!
Они снова чокнулись и выпили. Помолчали.
- Я вот слишком поздно понял, что ее люблю, - пожаловался Аксентий, сам удивляясь, что его пробило на столь интимную тему. Но не говорить же о иномирском чудовище, заговорщиках, не требовать же от Марвина сознаться во всем, избавиться, наконец, от недомолвок. И прав, прав, оборотень, лучше о бабах. О женщинах, которых послала судьба, но так и не дала понять до конца. Или себя понять не дала?
- Кого? – не понял перевертыш.
- Жену, - произнес король людей так отчаянно, словно признавался в чувствах к государственной преступнице. Хотя, можно сказать, признавался в этом чувстве он впервые. Никогда прежде не приходило ему в голову определить свое отношение к Лилиане именно так. А тут вдруг понял: вот она, истина. Или это вино зло шутило?