А Ансгар хитро на Славу посматривал, косился, когда вскидывал голову между всплесками воды. По всему, мужчине нравилось так легко читаемое смущение его Птички. И он все в ней подмечал: украдкой бросаемые короткие взгляды, запылавшие щеки, прикушенную пухлую губу. Мог поклясться, в кувшин она вцепилась настолько сильно, что пальчики побелели, чтобы не мог заметить ее легкой дрожи.
Но так ли испугалась его неожиданного возвращения? В это Ансгару не верилось. Как и в то, что мог нагнать своим внешним видом страху на кого-то из женщин, за кем принимался ухаживать. О нет, избранницы всегда находили его очень привлекательным мужчиной. Добавить сюда силу, ловкость, и получалось, что у него отбоя не было от обожательниц. А еще его вечной спутницей была удача: из походов неизменно возвращался да со знатной добычей, здоровью никогда ничто не вредило, ранения обходили стороной… кроме того самого случая. Н-да, все-то с Птичкой было не так, не как всегда…
И как его малышку назвала внучка пасечника? Яро-слава? Ярослава! Красиво. Как она сама. Очень подходит его малышке такое имя. Если произнести, то так и видишь яркую экзотическую… птичку. И он ее поймал! От осознания, что это нежное создание теперь целиком и полностью принадлежало ему, Ансгара самого дрожь пробрала. Прокатилась, будто осенняя волна Ледяного океана окатила. От нее так же сначала дыхание сбивается, а потом на краткое время жар в каждой части тела разливается.
–– Яро! – проговорил едва слышно, больше для себя. – Яро…
Повторил еще несколько раз потому, что хотелось. Нравилось смаковать эти звуки. Но заметил, что Птичка напряглась.
–– Я так вижу, что ты совсем уже поправилась, милая, – распрямился и стянул с плеча наложницы полотенце, чтобы вытереть влагу с груди и плеч.
Да, он переживал, что увидит здесь, на пасеке. Здоровье этой Пташки заботило его, пожалуй, даже больше, чем собственное. И слова матери, попытавшейся задержать в усадьбе ярда, только раззадорили.
–– Куда ты рвешься, Ансгар? – очень недовольный был тон у Марны. – Разве же так можно?! Все поселение молилось за вас… Люди, наконец, дождались… Не может праздник обойтись без тебя… Девчонка та вполне здорова… Вот закончится пир в вашу честь, и навестишь свою славскую рабыню…
Здорова! От осознания этого в груди тогда запела некая струна. Тонко. Волнительно. Знать про то, что так может быть, не знал! А смотри-ка, увидел Птицу с румянцем на щеках, ловко скачущей вверх по каменистой тропе, не хуже погоняемых длинным прутом коз, так в душе тогда уже целый скоп музыкантов грянул. Что же все-таки эта славчанка с ним сделала? Наконечники ее стрел были смазаны каким-то неведомым ядом? Или чары на него напустила позже? За то насилие?
Но знает Один, никогда ранее Ансгар не брал силой женщин. Никогда… до того самого случая. Что на него нашло? В голове тогда, будто вулкан взорвался, а кровь понеслась по жилам лавой. Был ли в себе в тот момент, вот в чем еще один вопрос. Но когда понял, что сделал, совсем не испытал раскаяния. Это да, такое тоже было. И никто из нордов не придал значения тому, что их предводитель взял себе наложницу. Обычное же дело для всех.
–– А! Все образуется! – проговорил мысленно и снова начал пристально рассматривать Птичку.
Нет, правда, что же в малышке изменилось? Никак не мог разобраться в своих ощущениях.
–– Покорми меня, Яро. Я голоден, как стая волков…
Вот она развернулась и направилась к дому. Походка? Та и не та…
–– Я, как заметил, только пригнала стадо. Но Далия должна была приготовить ужин…
О, боги! От этого голоса у Ансгара чаще билось сердце.
–– Вижу каравай хлеба… похлебка наваристая, на курятине. Пойдет?
А мужчина думал, сказать ли, что как покачала бедрами, так он и не расслышал потом уже ничего про ужин. А как сняла с себя мех, подняла руки, ткань платья обтянула ее грудь… Точно ли, что та стала больше? Прищурился, прикидывая, насколько займет его ладони. Нет же, раньше грудка Птички походила на северные яблоки, а теперь… Н-да, не понятно.
Осмыслил же Ансгар лишь одно, что ужин совершенно перестал его интересовать. Ему бы схватить Птицу, поднять на руки, да и унести в другую комнату. Там быстро раздеть, уложить на кровать, нависнуть над ней и… Но старался держать себя в руках. Она же нежная, а он вон какой по сравнению с ней огромный. Да и не хотел испугать страстным напором. Хватит, наворотил уже однажды, потому заставил себя все же опуститься на лавку. А потом проглотил что-то не различимое на вкус…
–– Ты, и правда, очень голоден. Добавить похлебки? Нет?