Справные хозяйства имели крестьяне Стужского, и все же не такие богатые, как знала у своего отца. Это и размеры срубов показывали, и величина сараев под скотину, и прочее. А еще удивилась местным жителям. Отчего они не сильно радовались возвращению хозяина? Все же за опасное дело взялся их правитель: вышел на ладье в разбушевавшиеся воды Ледяного океана и вызволял с северных островов варваров пропавшую жену. Или… здесь никто не знал-не ведал, куда отлучался князь и зачем?
Вот и на нее посматривали как-то странно. Нет, было и обычное любопытство, но несколько раз поймала ухмылки и смешки, на радость не похожие, скорее на предчувствие чего-то непонятного, или… Это как? Она сюда явилась на потеху этим людям, что ли? Было, отчего слегка нахмуриться. И, наверное, именно из-за такого приема жителей поселения Ярослава оказалась особенно настороже и начала примечать и далее тревожащие знаки. Например, ей сразу в глаза бросилось, что на крыльце терема все начали молодым супругам кланяться, а одна дородная и нарядно одетая баба так и осталась стоять в сторонке, скрестив руки на груди. Это кто же такая? Отчего не имела никакого почтения к жене своего князя?
Разумеется, молодая княгиня ту женщину приметила. Возрастом та точно должна была быть постарше Славы, скорее равнялась прожитыми веснами с Никитой. Подметила Ярослава и то, что чернявая, одета богато и ярко, но никак не могла принадлежать знатному сословию: не хватало изыска ее платью, а хозяйке вкуса и утонченности в облике. Еще и кость имела широкую да крепкую, это сразу бросалось в глаза. Но лицо той нахалки было красиво. Формы овальной, с правильными чертами. Первыми взгляд приковывали черные глаза и ярко-алые пухлые губы. Нет, все же особенно выделялись глаза: крупные, от насыщенной черноты казались бездонными, и как искрились. Но блеск их Славе не понравился – он был вызывающим и пробуждал тревогу. Потому княгиня и шепнула своей личной служанке Глаше, привезенной из родного дома, чтобы непременно разузнала, что это была за особа.
Но очень скоро княгиня поняла, что сведения от Глаши могут и не понадобиться – и так смогла понять, что та женщина была чуть ли ни хозяйкой в этом доме. И почти сразу в груди запекло от вопроса: а отдаст ли эта Агата власть, если привыкла так лихо командовать всем и всеми. Экономка, ключница?.. Супруг не посчитал нужным представить ее жене, иных слуг в тереме – да, а эту… забыл, не счел нужным? Вот и имя ее Ярослава узнала из обращения к ней девушки, Маруси, кажется, присланной с кухни.
–– Госпожа Агата, а ужин когда подавать? Хозяева сразу за стол сядут или опосля?..
Стол накрыли скоро, так как князь сильно проголодался. И что совсем уж было странно, никого за него Никита Михайлович из своих людей не пригласил. Ужинали почти в одиночестве: князь, княгиня и… Агата. Человек, прислуживающий за ужином, быстро разложил угощение по тарелкам, а потом, наполнив до краев кубки, с поклоном удалился. Застолье долго протекало в молчании. Тишину Слава воспринимала как гнет, отчего скоро дошла до страшного напряжения, и порой даже вздрагивала от неожиданного потрескивания горящих свечей. А еще могла поклясться, что в похожем состоянии пребывала и та разряженная женщина, только разница была в том, что Ярослава свои чувства пыталась скрыть, а сидящая напротив нее Агата демонстрировала. О да, она явно была раздражена. Об этом свидетельствовали поджатые губы и резкие движения. Были моменты, что еще бросала на князя недовольные взгляды. И вот пришел конец трапезы, и Никита нарушил молчание:
–– Ярослава? Ты наелась? – она ему кивнула и отодвинула от себя тарелку. – Тогда идем…
–– Вот так вот, да? – с кипящим недовольством в голосе, проговорила Агата и швырнула на скатерть короткий нож, которым резала для себя кусок оленины. – Понимаю, что ты сейчас отправишься с ней в спальню?
–– В чем дело, дорогая? – бровь Никиты круто изогнулась в изумлении. – Что за поведение?
–– Нормальное! – развернулась в его сторону черноокая красотка. – Столько отсутствовал, никаких вестей не присылал, и одно только переживание несли те дни, а вернулся и даже не хочешь объясниться?
– И не должен! – повысил на нее голос Никита. – И разве, не наступила уже ночь? Я же устал и желаю отдыхать. Это понятно?!