–– Вот как… – нахмурился князь.
–– И что теперь делать станешь? – Агата явно радовалась.
–– А ничего, – пришел в себя Стужский. – Мне по-прежнему надо убедительно исполнять роль мужа, а что-то иное делать время не пришло. К ней же охрану приставлю, чтобы не бродила больше так-то по дому. Ну, а как все успокоится и уляжется, так придумаю, как одним махом избавиться и от неугодной жены и от ее ребенка.
–– Здраво. А я всякие травки знаю…
–– Отравление не подойдет! – как отрезал князь.
–– Зачем? Некоторые отвары всего лишь дурманят голову. И еще! Беременные женщины… такие неловкие порой…
Ярослава от всего услышанного помертвела.
Глава 11. Бегство
Княгиню вот уже вторую седмицу держали под присмотром. Из покоев выходить разрешалось крайне редко, и тогда за ней точно привязанный следовал человек мужа. Если бы то был добряк Степан, но приставили угрюмого и молчаливого Родима. Этот верзила, с лицом, почти полностью заросшим бородой, вечно колюче смотрел из-под насупленных бровей, а если заговаривал, то голос его был похож на рык и одновременно на скрип несмазанного колеса телеги, и слов для Славы имел очень мало:
–– Куда?! Нельзя! Не велено! Надо спросить у князя.
Все в таком вот духе. И видеться княгине ни с кем не разрешалось. Прибыли как-то в усадьбу дальние родственники из Крутичей, так им сказали, будто княгине нездоровится. И получалось, вздыхай – не вздыхай, а в ее круг неизменно входили, помимо Родима и служанки Глаши, сам муж и его зазноба Агата. От последней на Славу так и веяло злобой. Должно быть, бесилась, что Никита Михайлович никак не отселял супругу со своей половины терема. Хотя, должна была бы смягчиться, ведь и к ней князь «хаживал». А как бы воля Ярославы, так сама бы убежала в другую спальню, но муж все продолжал показывать окружению «нежные чувства» к супруге. Вот и Родима приставил к ней, яко бы из заботы, хоть на самом деле, чтобы ограничить во всем.
–– Ах, Глаша, что там происходит на дворе и за вратами усадьбы, знаешь ли? – вздыхала этим вечером Ярослава.
–– Как не знать? – служанка без спешки водила гребнем по распущенным волосам хозяйки. – Я же, в отличие от вас, моя госпожа, могу бывать и в людской, и на кухне, и в прачечной. А вот, давеча, заглянула на конюшню, так меня их старшой…
–– Ох, болтушка! Так какие же новости? Говори уже.
–– Новости? А помощника кузнецу взяли… Такой интересный мужчина! Высок, силен, ловок… и собой, однако, не дурен очень даже.
–– Не о том спрашивала! Зачем мне слушать про нового мужика на подворье? – начала сердиться Слава. – Желаю знать, что там князь и Агата делали этим днем.
–– Они?.. – нахмурилась Глаша, но потом отложила гребень и принялась плести хозяйке косу, вправляя в волосы атласную ленту. – А что? Как обычно все. Эта ведьма Агата в последнее время – это местные девки прислужницы сказывали – все не в духе. Больше могу сказать – лютует! Вот все и жмутся по углам. Оно и понятно, чего хорошего ждать от ведьмы, да еще и злой…
–– Не ново, – вздохнула княгиня. – А что князь? Весь день просидел с прибывшими старостами?
–– Просидел? – озадачилась мыслью служанка, но руками ловко заканчивала закреплять сплетенную косу. – Так это до обеда ж было. А потом Никита Михайлович отправился с одним из этих старост в его деревню. Кухарка еще суетилась собрать хозяину перекус в дорогу…
–– А далеко ли та деревня? – спросила Слава просто так, чтобы просто поддержать разговор.
–– Сказывают, далеко, часов несколько в пути, а там и стемнеет, вот и прибудут на то место ближе к ужину…
–– Так это… значит ли, что сегодня князь в усадьбу уже не вернется? – в синих глазах Ярославы зажглась надежда.
–– Я ж и говорю! – взмахнула руками Глаша. – Кухарка очень переживала, смогут ли бабы того старосты правильно накрыть стол к вечерней трапезе нашего хозяина. Вот она и напихала в короб…
–– Вот это новость! – развернулась от зеркала Ярослава. – Выходит, я сегодня ночую одна!
–– Ну, да… А… это… косу укладывать будем?
–– Зачем? Не пойду я в трапезную, и в супружескую спальню тоже, в этой комнате так и останусь.
–– Но как же? Ведьма, говорят, уже там…
–– Нет, спускаться на ужин не желаю, вели сюда подать для меня кушать.
Глаша послушно кивнула и привычно отправилась за подносом с едой на кухню. Ярослава же в задумчивости подошла к окну и присела на бархатную скамью. На двор через заиндевевшее окошко взглянула с интересом, а чтобы лучше видеть в начавших сгущаться сумерках, подышала и потерла наморозь.