Она сидела посреди дороги. Она будто ждала кого-то. Как собака, оставленная около магазина, сидит и ждет и смотрит на дверь. Только Каштанка смотрела не на дверь магазина, а на закрытый переезд, на бесконечный товарняк, который полз в Москву. Игорь удивился тому, что она оказалась здесь, на станции, во владениях станционной стаи. Уж чего-чего, а повадки их он изучил.
Думая все это, он автоматически стал налаживать удавку. Тросик был от старых велосипедных тормозов, составной и всегда путался, потому что узелок вечно задевал за все, цеплялся. Ребята пробовали что-нибудь другое приспособить, но тросик оказался лучше всего. Во-первых, никакая собака его не перегрызет, а во-вторых, петля не висит, как веревочная. Веревочную-то не вдруг — накинешь на собачью голову. А тут петля на конце палки стоит колечком. Вроде сачка, только без сетки. И привести в боевое положение удавку — дело минутное. Наладив ее, Игорь направился к Каштанке.
Котлеты, которые он носил в кармане с утра, были уже съедены, но кусок белого хлеба, рядом с которым они лежали, еще оставался. Он был пропитан котлетным жиром. Он бросил половину Каштанке. «Красивая же, стерва», — подумал он.
Она проглотила кусок с лета и сидела, вытянув лисью мордочку и перебирая от нетерпения лапами. Наверное, хозяева, около которых она приживалась летом, угощали ее котлетами. Ведь сколько раз она не покупалась на колбасу…
Потом Игорь протянул левой рукой кусок, а правой начал осторожненько подводить сзади петлю. Она так уставилась на хлеб, что ничего не замечала. Но подойти и схватить боялась. Только лапами перебирала и попискивала от нетерпения…
Краем глаза Игорь увидел, что из телефонной будки выбежал Саша. Значит, он звонил в Москву, подумал Игорь, заводя петлю, значит, еще не уехал. И тут Игорь наконец накинул петлю на голову Каштанки и дернул за тросик. Каштанка удивленно тявкнула и начала пятиться, крутя головой, и Игорь почувствовал, что петля ей велика, что она вот-вот выскочит, а Сашка бежал к нему и что-то кричал, а он тянул за тросик (этот чертов узелок не пускал) и не слышал, что тот кричит, а Каштанка уже почти уши протащила сквозь петлю. Игорь тянул, что есть силы, за тросик, но узелок не пускал. Наконец он с характерным хрустом проскочил в скобочку, и Игорь почувствовал, как петля упруго сжимает собачье горло. Саша, что-то крича, подбежал, вырвал удавку и отпихнул Игоря. Тот упал, так как дорога в том месте была накатанная, скользкая, и даже обиделся.
— Ну ты даешь! — досадливо буркнул он.
— Беги, идиот! Разорвут! — закричал Саша.
— Да нет же никого…
И тут хвост поезда прополз через переезд, и Игорь увидел стаю. Впереди, голову набок, медленным, крупным галопом летел Норт.
— Атас, Саня, атас! — крикнул Игорь, все еще лежа на дороге. Потом вскочил, и стал оттаскивать Сашу. Тот пытался растянуть петлю у Каштанки, а узелок в обратную сторону не проскакивал.
— Отвал, Саня! — срывая голос, заорал Игорь.
Саша отшвырнул его и крикнул:
— Палку найди, палку! — Он попытался голыми руками разорвать металлическую петлю. Каштанка кусала его запястья, а Норт летел через площадь…
Саша сидел на корточках, когда тот налетел. Может, он и устоял бы или как-нибудь увернулся, но он сидел на корточках и пытался разорвать петлю, а тросик от велосипедных тормозов голыми руками не разорвешь…
Когда Норт врезался в Сашу головой, он вскинул руками, опрокинулся и стукнулся затылком об укатанную ледяную дорогу. На какую-то долю секунды остался так лежать с раскинутыми руками, с открытым горлом…
— А-а-а-а-а… — завопил Игорь и на половине крика сорвал голос и перешел на сип.
А Норт и не слышал его, он завис над Сашей в мягком, тяжелом прыжке и, находясь еще в воздухе, своей разинутой пастью, от которой шел пар, дотянулся до его горла…
Тут Игорь завизжал не своим голосом и шагнул к нему, и ему было трудно и больно шагать, потому что на ногах у него висели черные, грязные собаки, и он молотил их кулаками по спинам, но мордам, по хребтам, а Фраер крутился перед ним, и он обдирал руки о его клыки.
Норт неподвижно стоял, уткнувшись пастью в Сашино горло, и только кожа на его спине подергивалась волнами… Игорь увидел, как Сашина рука царапнула ногтями дорогу, и Фраер наконец бросился на Игоря, и тот, поскользнувшись, стал медленно падать. Падая, он увидел, как Норт еще теснее приник к Саше и потом дернул головой вверх, и что-то розовое, какие-то дымящиеся лоскутки свисали из его сомкнутой пасти, а из того места, где было белое Сашино горло, в разные стороны, как из плохого крана, била черная кровь…
А Игорь все отталкивал и отталкивал слюнявую пасть Фраера, в то время как его ноги небольно рвали Братья. Крутилась волчком Каштанка, пытаясь сбросить давящую петлю, Мефодий опасливо кашлял в стороне, из магазина, размахивая пустой посудой, бежали кричащие люди, а Норт стоял с задранной окровавленной мордой, как будто позировал перед фотографом. Игорь потерял сознание…
Эпилог
Восстанавливая в памяти события той далекой зимы, я несколько раз ездил в Щедринку и узнал о том, как сложилась дальнейшая судьба остальных участников этой печальной истории.
Тина Сапожникова долго лежала в больнице с воспалением придатков и вышла оттуда бесплодной. Врач, который ей делал аборт на дому, находился под следствием, но потом с помощью Геннадия Николаевича дело замяли.
Геннадий Николаевич возил Тину лечиться на курорт, но это ей не помогло. Она долго работала в одной из бригад Геннадия Николаевича художником-реставратором. Теперь она руководит работой всех реставрационных бригад «и пользуется особым доверием Геннадия Николаевича.
Игорек Спиридонов, Сашин друг, отсидел полные шесть лет в колонии. Там он работал токарем. При заточке резца от наждачного камня отлетел острый осколок величиной с пшеничное зерно и выбил ему правый глаз. Игорек, конечно же, пренебрегал правилами техники безопасности и затачивал резец без очков. Домой он вернулся одноглазым, но весьма авторитетным человеком. Живет он неплохо. «Держит» щедринский рынок, еще несколько торговых точек и станцию автосервиса. Он до сих пор не женат, но недостатка в женщинах не испытывает. Ему по субботам в его собственную роскошную баню привозят по три или четыре девицы сразу. Все девицы с Тверской улицы его прекрасно знают и любят. Он никогда всерьез их не обижает. А за внешней его грубостью скрывается нежное сердце. Да и платит он щедро и аккуратно.
Лариса Зверева через год вышла замуж за Сергея Кострюкова, того самого, которого ранил Игорек. Тогда, на поминках, Сергей отделался легким испугом. Его спасла толстая кожаная куртка мотоциклиста. Нож скользнул по ребру и только разрезал кожу на левом боку. Метил, однако, Спиридонов в сердце. Они через несколько лет разошлись, и теперь Лариса воспитывает сына, которого назвала Александром. Впрочем, в деньгах она не нуждается, получая очень хорошие алименты.
Сам Сергей, или Серый, или Бес, как звали его в поселке, закончил в свое время Плехановский институт и стал финансистом. Занимает высокий пост в крупнейшей нефтяной компании.
Витек, их товарищ, поступил в Холодильный институт, окончил его и уехал работать в Африку, в какой-то рыбный порт. Там он заболел экзотической африканской болезнью и умер. Его тело перевезли на холодильном траулере в цинковом гробу и похоронили на щедринском кладбище.
Толян, чьим ножом («самопиской») Игорек Спиридонов пытался зарезать Сергея Кострюкова, поступил работать сторожем в дачный кооператив «Резистор» на место выбывшего по известной причине Фомина.
Первое время, когда в поселке еще оставались беспризорные собаки, он заменил Фомина и в цепочке собачьего промысла, сам в одиночку ловил собак и обдирал с них шкуры.
Правда, малокалиберную винтовку Фомина реквизировал Васильев, и Толяну приходилось собак вешать. Делал он это в пожарном сарае. В этом деле было только одно неудобство: потом, когда собака затихала, ему приходилось ее перевешивать за задние лапы…