— Ты хорошо ориентируешься в лесу, — похвалила девушка.
— Привык. Каждый день тренируюсь, — беззаботно ответил Шарунас.
Он искал глазами удобное место, чтобы можно было ничего не опасаться. Лучше всего для этого подошла мшистая полянка возле раздвоенной сосны. Шарунас расстелил на земле плащ-палатку и сел с краю.
Довиле в нерешительности остановилась рядом.
— Я тебе поесть принесла, — сказала она и, опустившись на колени, вынула из сумочки бутерброд и яйца.
— Что ж, не откажусь! — обрадованно сказал Шарунас и с удовольствием стал наблюдать, как девушка раскладывает еду на брезенте.
Ел Папоротник, жадно, и учительнице в этот момент он показался совсем мальчишкой, а не грозным вожаком вооруженного отряда.
— Ты, видно, часто бываешь голоден?
— Как когда. Но голода, как такового, у нас не бывает. Пока у людей есть еда, будет и у нас.
Перестав жевать, Папоротник внимательно посмотрел на подругу, точно пытаясь угадать, о чем она думает.
— Зря я тебя туда потащил, — с досадой произнес он и потупился.
— Боже, они были так испуганы! — воскликнула Довиле.
— И как только ты все разглядеть успела? — удивился Шарунас. — Ведь они были далеко.
— Разглядела.
— Их Бородач в деревне зацапал. Городские голубки. Заем собирали. У мужика и винтовка при себе была.
— Ведь они не по своей воле. Их власти направили. Я тоже собирала, — убеждала его учительница.
— А винтовку тогда зачем взял, а?! Людей пугать, в нас стрелять, да?! — вскипел Шарунас.
Придвинувшись к нему, Довиле обняла юношу за шею.
— Милый, я тебя очень прошу: спаси тех людей! Ведь ты можешь это сделать, правда? Ну кому нужно, чтобы они погибли?
— Бородач их судьбами распоряжается. Я сюда случайно забрел, — отнекивался Папоротник.
— Бородач и тебя послушается! Ну, сделай это для меня! Не нужно смертей! — взмолилась девушка и стала с жаром осыпать поцелуями лицо возлюбленного.
— Ладно. Я попробую, — сдался юноша. — Не знаю, правда, получится ли. Бородач — мужик суровый.
— Тебя он непременно послушается! — продолжала упрашивать Довиле, все крепче прижимаясь к Шарунасу. — Ну, не будь жестоким, умоляю. Хватит крови! Ведь все хотят жить!
Сначала Шарунас поддался на ласку, смягчился, прижался лицом к груди девушки и стал целовать ее руки. Всем своим видом он выражал покорность и грусть. Но неожиданно Папоротник резко отпрянул, тело его напряглось, глаза заблестели холодным огнем.
— Ты просишь милосердия?! А кто пожалеет меня?! Облаву устроили, как на волка! В Сакинском лесу наш отряд кто-то выдал. Четверо моих парней погибли. Альвидас ранен. Я ведь не от хорошей жизни к Бородачу прибился. Меня, как бродячий пес, преследует по пятам смерть.
— Милый, уйди из леса, — неожиданно попросила Довиле.
— Куда? — спросил Шарунас и глухо рассмеялся. — К тебе, что ли?
— Можно и ко мне.
— Перед такими, как я, все двери закрыты!
— Но неужели нет выхода?
— Нет, — хмуро буркнул Шарунас.
Он замолчал и долго сидел, стиснув в ладонях виски.
Довиле не знала, что ему посоветовать, как утешить. И ее сердце разрывалось от горя. Единственным оружием девушки, способным хотя бы на время отогнать чувство безнадежности, была любовь…
Быстро пролетела короткая весенняя ночь. Едва забрезжил рассвет, как Шарунас был уже на ногах. Он проводил Довиле через лес до самого кладбища.
— А ты не побоишься идти одна по этому царству мертвых? — шутливо спросил он, останавливаясь возле каменной ограды.
— В наше время следует бояться только живых, — прошептала девушка, прижимаясь к нему.
Она тяжело переносила последние мгновения перед расставанием. Всегда при этом в голову лезла навязчивая мысль: а вдруг это последний раз?
— Когда я снова увижу тебя? — спросила Довиле.
— Не знаю. Думаю, скоро. Бородач зовет нас к себе в отряд, предлагает объединиться. Вот выздоровеет Альвидас, тогда и решим.
Юноша оглянулся на кладбище, где все отчетливее, будто выбираясь к утру из-под земли, проступали силуэты каменных и деревянных крестов. Он явно нервничал. Со стороны большака уже раздавалось тарахтение телеги — какой-то крестьянин ни свет ни заря ехал в город.