Придя понемногу в чувство, Довиле взялась за дело: вынула из шкафа простыню, разгладила ее горячим утюгом, разорвала на полосы, завернула в бумагу ком ваты. Накинув плащ и сунув все это за пазуху, поспешила к школьной сторожихе.
Антоновка этой осенью уродилась на славу: под тяжестью плодов низко клонились к земле ветки. Когда Довиле пробиралась по тропинке между яблонями, ей приходилось пригибаться, чтобы не оцарапать лицо. Подойдя к дверям, девушка поглядела по сторонам: вокруг никого не было, и лишь изредка вечернюю тишину прерывало доносящееся из деревни жалобное мычание.
Тетушка Леокадия осторожно приоткрыла дверь и, впустив учительницу, тут же захлопнула ее. Говорила она мало и притом шепотом. Может быть, именно это подтвердило опасения девушки, что Шарунас ранен очень серьезно. Довиле заметила в тускло освещенном помещении лестницу, которая вела на чердак. Леокадия полезла наверх первая, следом стала карабкаться гостья. Под ногами толстым мягким слоем лежала костра, заглушавшая звуки шагов. На протянутой между двумя балками веревке сушились мешки, здесь же были развешаны старые рваные тулупы, пучки льна. Преодолев эту преграду, Довиле увидела далеко в углу старую рассохшуюся кадушку со сдвинувшимися вниз обручами, которая упиралась в покатую крышу чердака. Рядом возвышалась старинная прялка, на которую была небрежно брошена поношенная крестьянская одежда. В этот темный угол и повела хозяйка девушку. Там лежал раненый Папоротник. Нагнувшись, учительница увидела в слабых отблесках, отбрасываемых пламенем свечи, бледное небритое лицо Шарунаса. Его полуприкрытые глаза смотрели на женщин равнодушно и отрешенно. Безысходность — вот что почувствовала сразу Довиле в его угасающем взгляде.
— Ну вот и кончена борьба, — произнес Папоротник чужим, слабым голосом.
— Тебе больно? — прошептала Довиле, опускаясь рядом на колени.
Шарунас слабо пошевелился, пытаясь повернуть голову в ее сторону, но лишь застонал и снова застыл в прежнем положении.
— Жжет, сил нет… — процедил он сквозь зубы.
— Ты поправишься! Мы выходим тебя!
— Нет! — покачал головой раненый. — Я не поправлюсь. Жаль, что пуля не попала в сердце. Двух сантиметров всего не хватило. Тогда бы все решилось само собой… Альвидасу повезло больше — не промахнулись. И остальным нашим тоже подфартило. Только я один…
— Боже, боже! — беззвучно прошептала Довиле. Она пощупала лоб раненого. Если бы могла, она без колебаний согласилась бы сейчас принять на себя боль и муки дорогого человека, облегчить его страдания.
Шарунас замолчал, будто наслаждаясь ласковым прикосновением ее руки.
— Я только об одном думаю — скорей бы умереть, — заговорил наконец он. — Не хочу никому быть в тягость.
— Не говори так! Ты будешь жить! — прошептала Довиле.
Губы Шарунаса скривились в болезненной гримасе:
— А как мне жить?
Довиле хотела сразу же ответить ему, но осеклась: в самом деле, что тут ответишь? Она растерянно вглядывалась в искаженные болью родные черты.
— Вот ты поправишься, и мы с тобой уедем куда-нибудь, в глушь Литвы, где нас никто не знает, — неуверенно сказала она наконец.
Раненый тяжело вздохнул:
— Ты сама хотя бы веришь в то, что это возможно?
— Вполне допускаю. Есть масса способов раздобыть фальшивые документы!
— Нет! — решительно оборвал ее Шарунас. — Мой жизненный путь окончен. Жаль, конечно, что все произошло так быстро.
— Ты будешь жить! Будешь! — с жаром стала убеждать его Довиле.
— Любимая, я сам этого не хочу! Не хочу жить! Ведь я и в лес пошел, потому что надеялся… Зачем тогда кровь, наши жизни? Все напрасно! Осталась еще одна пуля, последняя…
Девушка, не выдержав, уткнулась лицом в его грудь и разрыдалась.
Шарунас легонько поглаживал ее по волосам, но потом сердито прикрикнул:
— Успокойся! Давай будем твердыми до конца! Нужно уметь умирать!
— Не говори так, прошу тебя! — взмолилась Довиле. — Не теряй надежды, родной мой, не думай о смерти!
Глаза юноши лихорадочно блестели. Он молча смотрел на подругу, что-то обдумывая. После долгой паузы все же решился:
— Я бы хотел умереть вместе с тобой. Может, там, на том свете, мы были бы счастливы, как ты думаешь?
Довиле поежилась, сочувственно улыбнулась.