Возница повернулся боком, приподнял ухо заячьей шапки и переспросил:
— Не расслышал я. Туговат на ухо. С войны…
— Может, говорю, знаешь, где мне в Насренай ночевать? — повторил молодой представитель волостных властей.
— Не пропадешь, барин… или товарищ? Не знаю, как прикажешь величать. Как больше нравится? — забормотал дядька.
— Мне больше нравится «товарищ».
— Мне тоже. Но «барин» языку привычнее, потому как сызмала мы к этому слову приучены.
— Придется отвыкать, — буркнул Римас Печюра.
— Раз надо, отвыкнем, — согласился возница, отвернувшись к дороге, но не опуская уха заячьей шапки. — А что до ночлега, то я так разумею: или у школьного директора, или у председателя сельсовета.
— А где лучше?
— У директора шикарнее, а у председателя надежнее.
После этих слов Римас Печюра насторожился. Внутренний карман пиджака оттягивал пистолет, грудь ощущала твердый холодок металла, но оружие это в случае, если возникнет настоящая опасность, поможет мало. Несерьезное оружие.
— А что, у вас там еще есть бандиты? — встревожился он.
— Уже не слыхать, — ответил заячий треух и добавил: — Правда, на той неделе по соседству, в Стульгяйском лесу, милиционера повесили.
— Там другое дело, — успокоившись, бросил Печюра. — Этот милиционер сам себя порешил. У него от самогона чертики в глазах прыгали.
— Вон оно что! — удивился возница и замолчал.
Сани скользили почти беззвучно, только время от времени проваливались в ухабы, выбитые в глубоком снегу. Саврасая кобыленка бежала мелкой рысцой, глухо постукивали подковы, снежные комья, как искры, вздымались вверх, иногда попадая и в едущих. Ноздри щекотал смешанный запах конского пота, сыромятной упряжи и сена. Мимо проплывал однообразный пейзаж: заснеженные поля, голые кусты, разбросанные тут и там нищенские хутора. Римаса Печюру забрала тоска, парень втянул голову в воротник и погрузился в воспоминания. Сначала ему вспомнилось, как его и других представителей провожала Дабришене, волостной парторг, седовласая женщина весьма сурового мужского вида и мужского же характера. Напутствовала она их коротко и строго: «Собственной головой отвечаете! Чтобы все прошло красиво и достойно! Это вам не какие-то танцульки — юбилей товарища Сталина!»
Бабы этой все побаивались, даже начальство из госбезопасности и милиции.
«Постараемся, все будет в порядке», — мысленно и теперь повторил Римас Печюра. Правда, казалось, что задание пустяковое, — он бы и с более сложным справился. В мечтах парень был отчаянно храбрым. Размечтался: а что, ежели дал бы ему ответственное поручение сам великий вождь? Пожал бы ему руку в Кремле и пожелал успеха? Представив себе эту картину, Римас Печюра улыбнулся, даже сердце быстрее забилось. Грудь распирало сладостное волнение. Он почувствовал себя совсем другим человеком. Наверно, даже выше на несколько сантиметров! Впрочем, не это главное. Теперь глаза Римаса Печюры источали великую силу, которая передалась ему после кремлевского рукопожатия. Вернется он теперь в родные места, и все должны будут ему подчиняться, его слово — закон! Кого пожелает — поднимет, кого пожелает — понизит. И жалованье у него — неограниченное: сколько понадобится — столько и бери. Учительница Гудоните не посмеет больше воротить нос, сама на шею бросится. И еще неизвестно, примет ли он ее. Может, еще и накажет много о себе понимающую девицу за нанесенные обиды. А может, и помилует. Все будет зависеть от его настроения, от его желаний. Мало, что ли, других красоток? Ему теперь стоит лишь глазом моргнуть…
Эти сладкие мечты владели им до тех пор, пока сани не вползли на длинную и единственную улицу села Насренай. Римас Печюра приосанился на покосившемся сиденье, одернул пальто, чтобы выглядеть солиднее. Не кто-нибудь едет — представитель волостных властей!
Из двухэтажного окрашенного желтой краской здания семилетней школы, чтобы встретить его, на улицу выскочил сам директор Лиздянис. Без шапки, пальто внакидку. Ветер трепал его тонкие седые волосы.
— Очень приятно… Прошу… прошу… — бормотал Лиздянис.
Представителю волости он показался чрезмерно взволнованным, даже щеки пылали.
«Еще старой закваски. Довоенной», — подумал Римас Печюра.
Едва вошли в школу, как директор принялся докладывать о том, что все ученики и педагогический коллектив готовились к этому празднику, что каждый стремился внести свой вклад. Подготовлен отличный концерт самодеятельности: песни, художественное чтение, даже грузинские народные танцы.