Римас Печюра мысленно так выстраивал свои обвинения, словно кто-то наверху уже слушал его отчет. На самом деле в глубине души сам себе не верил: было ясно, что не по злой воле человек оговорился. Да и ничего страшного не сказал. И у более ответственных ораторов иногда вылетает не то словцо. А как разволновался! Даже пот прошиб. Нет, надо войти в его положение.
Но тут же включился противоречащий голос. Словно в Печюре таились два разных человека, споривших между собой.
Ошибиться можно, можно и оговориться, но только не в такой ответственный момент, осуждал директора этот второй голос. Когда речь идет о товарище Сталине, каждое слово должно быть точным, обдуманным, взвешенным. Своим неудачным выражением Лиздянис нанес вред. Да, это не что иное, как вредительская акция!
Римас Печюра решительно отказался от ужина, на который настойчиво приглашал директор, и ушел из школы с председателем сельсовета. Шагая по темной деревенской улочке, он уже сожалел, что все так сложилось. Посидеть за богато накрытым столом вместе с учителями куда приятнее, чем плестись по сугробам, но принципиальность не позволяла поступить иначе.
В холодной и неуютной избе председателя сельсовета вместе с хозяином они распили бутылку самогона, закусили прошлогодним салом, и Печюра собрался спать. В какой-то момент, согревшись от выпивки и на время утратив твердую принципиальность, он захотел было вернуться в школу. Соблазнял обещанный ужин, и даже те две молоденькие учительницы казались ему теперь довольно симпатичными. Парень глянул в окно: все яростнее кружила метель. В такую погодку, как говаривали в старину, черти свадьбу играют. Да и неизвестно еще, кто может повстречаться. Посомневавшись минуту, он вытянулся на кровати.
Утром, когда Римас Печюра еще только умывался принесенной со двора ледяной водой, в дверь председателя сельсовета постучался директор школы. Если вчера из-за своей неудачной речи он раскраснелся, то сегодня был бледен, под глазами чернели круги — было ясно, что спал плохо. Однако своего дурного самочувствия Лиздянис старался не показать — даже шутил; пригласил гостя вместе с председателем зайти в школу позавтракать.
Такой откровенный подхалимаж и навязчивое гостеприимство выглядели подозрительно. Может быть, этот интеллигент старой закваски хочет заманить его, Римаса Печюру, в какую-нибудь ловушку? Или, по крайней мере, связать своими любезностями руки представителю волости, чтобы он не посмел представить начальству объективную информацию?
Печюра из принципа отказался бы и от завтрака, но этому воспротивился председатель сельсовета. Ему предложение директора было по душе: и сам перекусит, и о приехавшем заботиться не нужно. Пришлось уступить.
Вскоре трое мужчин брели по наметанному за ночь снегу. В директорской квартире, находившейся на втором этаже школы, нос маняще защекотали запахи жарившихся котлет. Шел пар от варившейся в печке картошки. Завтрак был довольно приятный, хотя и не без буржуазного душка. Болтливая хозяйка накапала в маленькие рюмки какой-то старинный сладкий напиток. Римас Печюра привык пить по-другому — из стакана. Даже удивился, что после нескольких рюмочек стало жарко в груди и поднялось настроение.
— Выступил ты неудачно, но мы не станем делать из этого особых выводов, — успокаивал он расстроенного директора. — Когда говоришь о товарище Сталине, надо взвешивать каждое слово. Думаю, нет надобности объяснять, какая это огромная ответственность!
— Да я вовсе не хотел этого! — божился Лиздянис. — Случайно с языка сорвалось!
— А что вылетело — уже не поймаешь! Люди слышали, и неизвестно еще, что подумают. Директор школы, скажут, пожелал нашему вождю гробовую доску! — гнул свое представитель волости.
— Я такого не говорил! — бросился возражать директор. — Я сказал: будем уважать и любить…
— Но ведь и о гробовых досках было упомянуто, — не уступал Печюра.
— Ох, нельзя моего муженька подпускать к трибуне: всегда что-нибудь ляпнет, — поддержала его Лиздянене.
Директор сидел несчастный, сокрушенный, не мог и куска проглотить. Даже ликер не помог. Настроение не улучшилось.
Провожая гостя к саням, которые ждали на школьном дворе, Лиздянис попытался еще раз исправить положение.
— Хочу заверить вас, товарищ Печюра, что к юбилею мы готовились от всей души… А что брякнул — маленькое недоразумение, недостойное внимания, — говорил он, шагая рядом с гостем без шапки и пальто.
— Для кого маленькое, а для кого и большое, — безжалостно возразил волостной представитель. Казалось, что он нарочно дразнит бедного директора.