— Не сердись, сынок, — еще раз извинился отец и подернул вожжи.
Жеребец с ходу взял бодрой рысью. Колеса громко затарахтели по разбитой мостовой. От резкого грохота, залившего сонную обледеневшую тишину, казалось, не только Мартинас, но и вся улочка Глуосню неуютно съежилась. Грохот быстро удалялся во тьму.
Перевод Б. Залесской и Г. Герасимова.