— Положительно, у вас, людей, настоящий талант на неприятные вопросы… Я уже устал объяснять всем любопытствующим, что Корона Забытых Лесов — не простая побрякушка, которая передается от отца к сыну и далее, покуда не иссякнет династия. По смерти правителя она может достаться мне, Иламне, любому из рожденных на земле Рабиров, хоть даже вот этой неразумной девице… и не нужно прожигать меня гневным взглядом, милая баронетта. Гульской крови в тебе ровно половина, а вот разума твоей почтенной матушки не наберется и на сотую долю. Зато вот его величество король Конан, скажем, Венца никак не получит. Он человек, а Венец может принадлежать только гулю или, по крайности, полукровке нашего рода. Достойного стать князем Рабиров Венец выбирает сам — точнее, не Венец, а… Словом, есть определенный ритуал. Так вот дуэргар, судя по всему, после Грозы отыскали Венец, обошли традиции и короновали какого-то самозванца. Этот самозваный Князь сумел подчинить себе достаточное количество рабирийцев — они и обложили Токлау. Только не выйдет у них ничего путного, помяните мое слово… Вот вам вся история с короной, месьор Эйкар.
— Дуэргар, дуэргар… — проворчал киммериец. — Да уж, ничего не скажешь, этим мерзавцам нынешняя суматоха пришлась как нельзя более кстати. Ох, как они повеселятся, еще долго все будут вздрагивать и за спину оглядываться… Хотя сейчас самозванцу придется несладко. Рабиры открыты и беззащитны перед любым вторжением извне. У Аргоса, правда, руки коротки, но вот Кордава — это, месьоры, всерьез, Чабела Зингарская своего не упустит, больно уж сладкий кусочек объявился под боком. Боюсь, недолго ему носить корону… А ведь я, пожалуй, встречался с этими вашими «непримиримыми». Кое-кто из них моими стараниями даже лишился головы.
— Когда?! — от удивления да Кадена даже забыл оскорбиться на предположение, что Рабиры рано или поздно окажутся под властью людей, и едва не опрокинул на себя только что наполненную миску с дымящимся варевом. — Где?
— В Мессантии, лет тридцать тому. На этом, как его… Обручении с Морем. Ублюдки навели на город изрядного страху, и городские старшины, скинувшись, наняли охотников. Меня в том числе. Платили, помню, хорошо… Ну, мы и расстарались. Много вампирских головушек, прости меня, Рейе, и ты, Иламна, поменяли на звонкую монету. Главарь, правда, улизнул.
— А кто был главарем? — негромко спросила Иламна.
— Да откуда мне знать?! Кто-то, кого бы я с огромным удовольствием отправил на плаху. Ловок оказался мерзавец и изрядно хитер, нескольких отличных парней мы тогда недосчитались… Да Сет с ним. Надеюсь, кто-нибудь более удачливый все же прихватил его на горячем.
— Чем разбрасываться мрачными предсказаниями, поведали бы лучше толком, что стряслось в Пограничье, — потребовал Рейе. — Вы ведь прямиком оттуда? Сплетни вас опередили — должно быть, с ветром долетели. Но чему верить, чему нет — я пока так и не решил. Правда, что Проклятие Побежденных достигло Вольфгарда и обратило всех тамошних жителей в кровожадных чудищ?
— А что — Пограничье? — с нарочито равнодушным видом отмахнулся Конан. — Пока стоит на прежнем месте. Правда, дела там обстоят похуже, чем во времена всеобщей грызни за шатающийся трон и явления Бешеного Вожака. Хасти попробовал одолеть это треклятое Проклятие, но толку не добился. Если очнется — может, придумает что-нибудь еще. Не придумает — все, чего добился Эрхард, пойдет прахом, а Пограничье достанется тому, кто первым успеет наложить на него руку.
Церемонию попытки уничтожения или, по крайней мере, усыпления Кары Побежденных баронетта Монброн видела своими глазами и даже принимала в ней посильное участие. Ритуал, однако, закончился неудачей. По словам Хасти, даже Благому Алмазу оказалось не по силам разрушить именное повеление древнего альбийского полководца.
Удивительная вещица, с помощью которой одноглазый магик пытался развеять сплетенные в незапамятные времена чары, сейчас мирно покоилась в возке, уложенная в деревянный резной ларец и закутанная в холстину. Касательно этой вещи, золотой ветви искусной работы с крохотным, нестерпимо сияющим алмазом в навершии, Айлэ тоже грызла нешуточная тревога. Законные владельцы жезла, обитатели Высокого Альвара, согласились одолжить его Хасти и девице Монброн только на четыре седмицы, две из которых уже миновали. Что произойдет, если Камень к назначенному сроку не возвратится в Древесный Чертог, девушка старалась не задумываться. Сразу вспоминались клятвы, принесенные ею и Одноглазым на этом самом жезле, клятвы, грозившие гибелью тем, кто осмелится их нарушить. А колдовская вещица теперь оказалась совершенно бесполезна, ибо нет того, кто мог бы управляться с ее могуществом.
За такими печальными воспоминаниями баронетта упустила миг, когда порхающий вокруг костра разговор перекинулся на более легкомысленные темы. Кламен Эйкар рассказал какую-то забавную историю, случившуюся недавно с ним в Гайарде, что напомнило аквилонскому королю кое-что из его бурного прошлого. Айлэ вдруг обнаружила, что хихикает вместе со всеми, хотя особых поводов для веселья у нее нет — должно быть, сказывалось коварное действие выпитого хауранского муската, чьи достоинства возобладали над достоинствами шемского красного (впрочем, приступили уже и к красному). Вернулся отлучившийся мэтр Делле и гордо предъявил компании пузатую бутыль из толстого зеленого стекла, оплетенную кожаными ремешками. Рейе и Иламна переглянулись, дружно и загадочно хмыкнув, а баронетте Монброн бутыль напомнила кое-что, уже виденное прежде.
— Так ведь это как будто… — начала она, догадавшись.
— Оно самое.
— Эй, но откуда?!
— Оттуда, то есть из Рунеля, — самодовольно пояснил Ариен, выковыривая упрямую пробку. — Когда его светлость велел собираться и уходить в Токлау, мы успели прихватить возок, набитый дарами от покойного Князя посланникам. Два бочонка стояли среди подарков, и еще две бутыли хранились в подвалах поместья. Да мне мои друзья и ученики в жизни не простили бы, оставь я такое сокровище на произвол судьбы! Если повезет и мы отсюда выберемся — отвезу в Тарантию и попробую выяснить, из чего изготовляют сию невиданную усладу для души.
— Но… но ведь… Ваше величество! — жалобно воззвала баронетта Монброн, тщетно пытаясь собрать остатки здравого смысла. — Мы же сейчас напьемся… а если нападение… дуэргар… Они нас голыми руками возьмут! Нужно хотя бы кого-то оставить на страже…
— Опомнилась! — хохотнул варвар. — Протри глаза, девица! Мы в самом сердце чужих земель, нас всего-то дюжина, и треть из нас не ведает, с какого конца берутся за меч! Да если дуэргар задумают напасть, мы даже не успеем понять, отчего умерли, хоть бы мы и были трезвее самого святого Эпимитриуса! Но что-то мне подсказывает, что ничего с нами не сделается… во всяком случае, пока. Если уж гули знают о нашем походе, то, надеюсь, знают и то, что мы хотим спасти жизнь Хасти. А этот одноглазый кудесник для Рабиров слишком ценен. Так что вряд ли нам станут мешать на пути туда, а уж обратно как-нибудь, с именем Крома и Митры-Заступника… Где моя кружка?..
Тонкая струйка бледно-зеленого цвета с тихим бульканьем пролилась из наклоненного горлышка бутыли в подставленные кружки. Первая чаша, само собой, досталась правителю Аквилонии, и девица Айлэ (впрочем, не только она) затаила дыхание, предвкушая — что-то сейчас будет? Рабирийское зелье, пахнувшее полынью и ягодами можжевельника, отличалось весьма своеобразным резким вкусом. На иного человека оно могло подействовать как внезапный удар лошадиным копытом, мгновенно свалив с ног.
Гулявшие при тарантийском дворе сплетни не лгали: глотка у короля-варвара оказалась луженой. Однако светло-синие глаза на миг приобрели задумчивое и даже слегка отсутствующее выражение, после чего Конан уважительно протянул:
— Мда-а…
Содержимого пузатой бутыли хватило еще на полколокола…
В небе над лагерем плыл по своим загадочным делам белый лунный полумесяц, еле различимо пищали мечущиеся над травой летучие мыши. Дружественные беседы становились уже изрядно бессвязными. Эйкар в третий раз пересказывал Ариену подробности переправы через Алиману. В ответ мэтр декламировал длинные периоды из «Путешествия по Серым Равнинам», нарочно выбирая самые мрачные. Иламна опять исчезла. Рейенир да Кадена, совершенно трезвый с виду, взялся на спор с киммерийцем метать кинжалы на десяти шагах и два клинка потерял, после чего вернулся к угасающему костру и присоединился к нестройному хору из полудюжины пуантенских егерей. Тут выяснилось, что да Кадена обладает прекрасным слухом и приятным, хотя и не особенно сильным голосом. Егеря из уважения к чужому таланту немедленно примолкли, а Рейе продолжал петь.