Стараясь не сорваться на грубость, он подхватил её колени, разводя в стороны, несколько секунд любовался на неё — хрупкую, выгнувшуюся навстречу, трогательно-беспомощную… потом подтянул выше, к себе, наклонился, без труда удерживая вес тела на согнутых руках. И ощутив, как её стройные ноги оплели его талию, совершенно утратил разум — осталось только судорожное движение тел, бешеный ритм и самый древний инстинкт на земле.
Рона свернулась калачиком, подтянув колени к животу. Ингар неторопливо поглаживал её спину; сам того не замечая, он чертил пальцами те же линии, что чувствовал сегодня на своей коже — вдоль талии, к крестцу и снизу-вверх… Как же всё так вышло, что сейчас, лёжа в постели со своей женщиной, он ощущает себя затравленным, загнанным в угол кроликом? Рона как будто подслушала его мысли:
— Так что у тебя случилось? — она повернулась и села, прикрывшись лёгкой полупрозрачной простынёй. Серые глаза её, внимательные и беспокойные, казалось, заглядывали Ингару прямо в душу, — отец что-нибудь не то сказал?
Ингар мысленно застонал. Вот так возьми да и скажи. Объясни, что только что так трахал любимую, потому что до сих пор успокоиться не можешь от прикосновений другого мужчины. Стоит вспомнить — дыхание перехватывает. Голос и слова — кажется, каждое скользит по коже маслянистой каплей — и взгляд… и тянет опять схватить рядом сидящую девушку и… он прервал эту мысль ценой весьма ощутимой физической боли — незаметно сдавив кулак так, что отполированные ногти оставили на ладони чёткие полукружья следов. Рона расценила его молчание по-своему:
— Что, обсуждался вопрос семьи и брака?
— Да, — выдавил несчастный страдалец, хватаясь за первую возможность достойно ответить на заданный вопрос. Девушка недоверчиво покачала головой:
— Вот из-за этого ты весь вечер места себе не находишь? Подумаешь, тоже трагедия. Жениться-то тебя никто не заставит, — она улыбнулась, и в уголках глаз заиграли такие же лукавые смешинки, которые зачастую сверкали в глазах советника Эйласа.
— Да, как ни странно, мне наоборот было сказано, чтоб жениться я пока не рассчитывал, — честно признался Ингар. Разговор становился доверительным. Всё возвращалось на свои места — стоило вытравить из сознания ядовитую тень Ариверна Алхасси.
— Ну и шут с ним, — махнула рукой Рона, потянулась, потеряв по дороге простыню, и поцеловала его в уголок губ, — этих советников с их бесконечными интригами разве поймёшь? А планы меняются по три раза на дню.
«Она права, — подумал Ингар, зарываясь лицом в её короткие, пахнущие луговыми цветами, волосы, — она, а не он».
— Я никогда тебя не обижу, — пробормотал он, прижимаясь всем телом, заключив её в кольцо рук, — клянусь, никогда.
19
Утро занялось прохладное, видно было, что день будет пасмурным. Облака густой пеной висели высоко в небе, подсвеченные низкими лучами солнца, льющимися сквозь узкую полоску чистого неба у восточного горизонта.
Рона тихо встала с постели. Ингар ещё спал, разметав по подушке золотистые волосы — девушка не удержалась и, наклонившись, прижалась губами к тонкой светлой пряди. Потом бесшумно оделась — вытащив из шкафа на ощупь бархатную курточку, оказавшуюся тёмно-зелёной. Вчерашние серые бриджи и берет, в отличие от пятнистой куртки, ничем не прогневили хозяйку, так что через минуту она уже выскользнула из комнаты, растворившись среди густых утренних теней.
Ей нужно было о многом подумать. Ноги сами понесли её к Восточной башне, но вспомнив что, вместо утреннего пейзажа, лицезреть оттуда придётся организованный лагерь, лэсса передумала, выбралась из замка, и направилась в поля, оставив лагерь по левую руку.
Через некоторое время она с сожалением вспомнила, что можно было взять из конюшни лошадь. То, что вчера лагерь показался не таким уж большим, следовало приписать сумасшедшей скорости, с которой нёс её вокруг единорог. Ей пришлось шагать никак не меньше трёх четвертей часа, прежде чем лагерь удалился на достаточное расстояние, чтобы не мешать ей утренней вознёй и незнакомыми голосами. Кроме того, на ходу ей всегда прекрасно думалось.
Вопросы войны и разведки она откинула сразу. Размышлять об этом было тяжело и не интересно, кроме того, лично её, Рону, эти политические и армейские разборки не коснутся — она ведь не некромант. Даже если б ей очень захотелось — взять в поход недоученную ведьму без аттестата по чернокнижию никто не согласится.
Куда злободневнее были вопросы её так называемой личной жизни. И именно эти вопросы никто — кроме одной очаровательной юной лэссы — обдумывать не станет. Дело вовсе не в том, что досточтимый граф Эргасский счёл её кандидатуру недостойной его сына. Сын у него хоть и менестрель, но один. Наследник титула. Тут всё понятно. Интереснее вопрос: что же такое творится со вчерашнего дня с Ингаром?
Она присела на траву, обхватив колени руками и вдумчиво глядя на замок — как всегда, сказочно красивый в утренних лучах. Вот и выпал повод полюбоваться…
С утра они не виделись. Общение началось со сцены ревности, с участием Верна, которая, впрочем, быстро угасла, когда молодые лэрды познакомились. Они втроём шутили, потом Рону усадили на этого бесовского коня… всё. Ровно с того момента, как она слезла — живая и невредимая — со спины единорога, довольно беззаботный Ингар превратился в обиженного, кажется, даже испуганного подростка, весь оставшийся день вёл себя необычно зажато, а ночью клялся её не обижать. Значит ли это, что повод для обид появился утром — ещё до того, как любимого водил на серьёзный мужской разговор отец? Может, всё-таки ревнует к Верну?
От этих увлекательных раздумий её самым грубым образом отвлекли.
— Вам нельзя здесь находиться, — голос был довольно высокий, холодный, начисто лишенный эмоций и поэтому на редкость неприятный.
20
— Вам нельзя здесь находиться, — голос был довольно высокий, холодный, начисто лишенный эмоций и поэтому на редкость неприятный. Говоривший подошел со спины совершенно бесшумно. Рона подхватилась с кочки, на которой так уютно устроилась, быстро развернулась в поисках источника опасности, разумеется, тут же оступилась, потому что левая нога затекла, скомкала в ладонях бесполезный берет и упёрлась взглядом в широкую, обтянутую матово-серой сеткой кольчуги, грудь, — я сказал, уходите. Сейчас позову кого-нибудь.
Рона отступила ещё на шаг, снова неловко оперевшись на ватную ногу, чтобы видеть лицо незнакомца. Всё что она успела заметить — это то, что он исключительно высок. Лица разглядеть не удалось — лэрд не стал дожидаться, пока неуклюжая девица послушается его совета, развернулся на каблуках, и зашагал по холму — вверх, забирая в сторону лагеря. По ветру колыхался серый плащ с обтрёпанным краем, и невообразимая грива белых — почти пепельных волос до пояса. Половина знакомых Роне девушек, увидев такие волосы, удавились бы на своих собственных — от зависти.
— Эй, подожди, — запоздало крикнула она вслед уходящему, спешно пытаясь сообразить хоть что-нибудь: кто этот хам, почему так разговаривает, почему ей нельзя здесь находиться?! Срочно продумывая гневную отповедь, лэсса заковыляла вслед за воином, но за широким размашистым шагом не поспела бы, даже если б обе ноги были в порядке, так что пришлось дохромать аж до вершины холма… — ох! — невольно выдала вообще-то не склонная к театральным эффектам девушка.