– Нет. Верные горцы не нападут на них. Руперт передаст им знамя Диллона, и они поедут, держа его на виду. Это знамя обеспечит их безопасный проезд по нашей земле. До тех пор пока знамя это будет развернуто, ни один горец не посмеет атаковать их.
– Прошло уже два дня с тех пор, как уехал Руперт.
– Да. – Флэйм прищурила глаза, тщательно высчитывая. Скорее всего, англичане будут тут завтра утром. Она должна помочь Леоноре отвлечься от мрачных мыслей, даже если для этого придется заняться чем-нибудь, что так ненавистно ей. Пытаясь говорить бодро, но не чувствуя никакого веселья, Флэйм напомнила: – Ты ведь обещала научить меня вышивать.
Догадываясь, что она задумала, Леонора мягко улыбнулась и помогла сестре Диллона подняться на ноги.
– Действительно, обещала. Догадываюсь, как тебе не терпится продолжить уроки, преподанные добрыми сестрами-монахинями из аббатства.
Леонора чуть не расхохоталась, увидев мелькнувшее в глазах Флэйм выражение. Тратить время на такое легкомысленное женское занятие будет для бедной девочки настоящей пыткой.
– Мистрис Маккэллум оставила ткань и иголки с нитками в комнатах Диллона. Пойдем.
По крайней мере, размышляла Леонора, еще несколько часов она будет хоть чем-то занята. Ради Флэйм и ради служанок ей придется продолжать улыбаться.
А сегодня вечером, возможно в последний раз, она будет лежать в объятиях Диллона и притворяться, что их любви нет конца.
Леонора стояла на галерее, наблюдая, как английские всадники направляются вверх по крутому склону горы в Кинлох-хаус. Знамя Диллона, синее с зеленым на черном фоне, развевалось на ветру. Как и предсказывала Флэйм, ни один из горцев не осмеливался атаковать их. Хотя за приближением англичан наблюдало не меньше дюжины верных Диллону лучников, ни одна стрела не взвилась в воздух. И, несмотря на то, что вдоль тропинки выстроились воины с мечами наготове, никто из них не смел вызывающе поднять оружие.
Копыта лошадей гулко застучали по камням – всадники въехали во двор крепости и спешились. Леонора наклонилась над перилами, пытаясь рассмотреть их лица. Она ожидала увидеть длинную колонну воинов, сопровождающих Саттона и Шо. Вместо этого во двор въехало не более полудюжины воинов. Кое-кто из них был знаком Леоноре – лорд Джеймс Блэйкли, его красавчик сын Элджер, а также Джордж Годвин, герцог Эссекский. Ни Саттона, ни Шо не было среди всадников.
Леонора увидела, как на пороге появился Диллон. По обе стороны от него стояли Кэмюс Фергюсон и отец Ансельм.
– Я возвращаю Уолтему его дочь целой и невредимой. Вернет ли он мне моих братьев также целыми и невредимыми? – резко спросил Диллон.
– Лорд Алек Уолтем желает сначала убедиться, что его дочери не было причинено никакого вреда. Когда он будет в этом совершенно уверен, он передаст своих пленников в руки вашего юного посланника, – ответил герцог Эссекский.
Выражение лица Диллона сделалось жестче.
– Я не вызвал бы вас сюда с намерением возвратить леди ее отцу, если бы с ней что-либо случилось в моей стране.
– Может быть… – Эссекс холодно улыбнулся, не скрывая злорадства. – Однако предоставьте судить об этом самому лорду Уолтему, когда личный лекарь короля осмотрит леди. Вы готовы передать нам женщину?
Кэмюс дико взглянул на своего друга.
– Будь осторожен, Диллон. Мне все это очень не нравится.
– И мне тоже, – тихо сказал отец Ансельм.
– Я дал лорду Уолтему свое слово. – Обращаясь к англичанам, Диллон ответил: – Возможно, вы желаете подкрепиться перед тем, как отправитесь в обратное путешествие домой?
– Нет. – Эссекс покачал головой. – Лорд Уолтем с нетерпением ожидает возвращения своего сокровища. Мы не можем медлить, пока миссия наша не будет окончена. Где леди? – Его взгляд поднялся к галерее.
Леонора быстро отступила назад. Прижав ладони к пылающим щекам, она обвела глазами комнаты Диллона. В течение столь долгого времени эти комнаты были ее темницей… В последние несколько ночей они стали убежищем ее любви. И сейчас она чувствовала точно то же, что испытала в тот день, когда ее похитили из замка ее отца. Сейчас ее отрывали от всего самого дорогого.
Неужели все это происходит на самом деле? Неужели эта ничем не выдающаяся, суровая крепость посреди Нагорья стала ее домом, ее убежищем? Неужели правда, что ей посчастливилось обрести райское блаженство в объятиях неотесанного горца?