Когда Диллон вошел в свои покои, он увидел, что Леонора осматривается по сторонам, словно пытается все запомнить. Она обернулась, и долго-долго они молча смотрели друг на друга одинаковым взглядом – пристальным и страстным.
– Прибыли посланники твоего отца.
– Да. – Она знакомым жестом вздернула подбородок. Когда-то он считал ее надменной и высокомерной. Но сейчас он знал, что так она пытается избавиться от своих страхов. Как же ему хотелось привлечь ее в свои объятия и успокоить! Но от этого все только еще больше осложнится. Они должны пройти через ниспосланное испытание сильными и полными достоинства.
– Я надеялся, что они разделят с нами трапезу перед отъездом. Увы, им слишком не терпится поскорее увезти тебя в Англию. И я понимаю почему – твой отец с таким нетерпением ожидает момента, когда ты снова окажешься в его любящих объятиях.
Она кивнула и в последний раз оглядела комнату, а затем с решительным видом направилась к двери. Когда она поравнялась с ним, он положил руку на ее плечо. Она вздрогнула и закусила губу, чтобы не расплакаться вслух, но не повернулась к нему.
– Никогда не забывай, что я люблю тебя, Леонора.
В ответ она лишь молча кивнула. Касаясь рукой рукава его рубашки, она начала спускаться по лестнице рядом с ним. Когда они вышли во двор крепости, на ослепительный свет летнего дня, Леонора увидела толпу горцев, собравшихся попрощаться с ней.
Флэйм, все еще с рукой на перевязи, притянула Леонору к себе и обняла изо всех сил.
– Я ошибалась насчет тебя, англичанка… – прошептала она. – Мне так жаль… – Она засопела и начала снова: – Мне так жаль, что я потратила столько времени, ненавидя тебя. Все годы, что мне суждено прожить, я буду вспоминать о тебе.
Леонора пригладила непокорные пряди огненно-рыжих волос, что вились вокруг лица девушки. Слезы подступили к ее глазам, но она быстро заморгала, приказывая им убираться обратно. Она не может позволить себе разрыдаться в присутствии своих соотечественников, тем более что они пристально наблюдают за ней.
– Если бы только это было возможно, Флэйм, я не могла бы пожелать себе лучшей младшей сестренки, чем ты.
Девушка резко отвернулась, стараясь скрыть слезы.
Мистрис Маккэллум торопливо приблизилась к Леоноре, крутя между пальцами уголок своего передника. Не успела она заговорить, как слезы градом посыпались из ее глаз.
– Благодарю вас, миледи, за все, что вы сделали для нас тут, в Кинлох-хаусе.
– Нет, это я благодарю вас, мистрис Маккэллум, за то, что с вашей помощью я чувствовала себя здесь как дома.
– Ах, миледи!.. – бедная женщина смущенно отвернулась, закрыв лицо передником.
Отец Ансельм взял руку Леоноры и задержал в своей. Внимательно посмотрев в ее глаза, он увидел, как она старается справиться с обуревавшими ее чувствами.
– Святой отец, я прошу вас благословить меня на это путешествие.
– Ах, миледи… – Священник поднял руку, благословляя ее, и произнес на латыни: – Господь да пребудет с тобою, дочь моя.
– Благодарю вас, святой отец.
Она опустила голову, и тут он прошептал так тихо, что только Леонора могла услышать его:
– Никогда не забывайте, что всей нашей жизнью руководит десница Господа. Он, и только он, может сделать извилистую тропу прямой.
– Но я не вижу своей тропы, святой отец! – воскликнула она. – Слезы застилают мне глаза.
– Тогда прими его руку. Доверься ему, и он поведет тебя, дитя.
Он отступил назад, и его место занял Кэмюс. Взяв руку Леоноры, молодой воин поднес ее к губам и пробормотал:
– Вы были почетнейшей гостьей в Кинлох-хаусе, миледи. Я желаю вам благополучного возвращения домой.
– Спасибо тебе, Кэмюс. – Леонора бросила взгляд на Диллона, который стоически ждал разлуки. – Ему понадобится друг, Кэмюс.
– Да, миледи. Больше, чем когда-либо, Диллон найдет во мне преданного друга.
Диллон молча подвел Леонору к ожидающей ее лошадке. Боль и неимоверная усталость проступили во взоре Диллона. Старый Стэнтон стоял, держа поводья. Старик слегка поклонился и прошептал:
– Такая славная малышка, для благородной-то англичанки. А уж красавица, какую поискать!
Более старик не смел ничего сказать в ее присутствии. И все же его бесхитростные речи так тронули Леонору, что ей пришлось проглотить комок в горле.
Диллон легко поднял ее и усадил в седло. Отступив на шаг назад, он взглянул на нее и произнес: