Диллон Кэмпбелл опасен. Стоит ему прикоснуться к ней, и странные вещи начинают твориться с ее сердцем. Несмотря на то, что она прекрасно понимает, что он враг, почему-то он умеет заставить ее забыть обо всем и трепетать от наслаждения.
Даже сейчас сердце ее по-прежнему учащенно бьется. В горле у нее пересохло. Кажется, всей самой тяжелой работы на свете не хватит, чтобы помочь ей забыть, как неустойчиво и опасно ее положение здесь. Ей надлежит найти способ удерживать этого дикаря на расстоянии, если только она желает освободиться из плена… невредимой.
Глава двенадцатая
– Мистрис Маккэллум приготовила полуденную трапезу. Умывайтесь, – резко бросил Диллон.
Отвернувшись, он заметил, что рука его слегка дрожит. Это вовсе не от желания поцеловать эту женщину, убеждал он себя. Это от гнева, который ей всегда удается вызвать в его душе. На язык просилась пара отборных ругательств, от которых щеки ее, несомненно, зальются краской, если произнести их вслух.
Радуясь столь неожиданному освобождению из своей темницы, Леонора наполнила таз водой и принялась умываться.
Диллон осмотрел комнату, поражаясь тому, как она преобразилась. Неужели хрупкая женщина может в одиночку сотворить такое чудо? Яркие лучи солнца танцевали на блестящей поверхности столов. Даже камин, давным-давно закопченный языками пламени, сотни раз лизавшими его, сейчас сиял чистотой. Воздух в комнате был свеж и благоухал, как в лесу.
Он перевел взгляд на женщину, которая отмыла грязь с лица и рук и сейчас старательно приглаживала непокорные локоны. Стянув их лентой, она расправила юбки и лишь затем повернулась к нему.
Диллон испытал внезапное потрясение, как всегда, когда он видел ее. Хотя на ней было лишь грубое крестьянское одеяние из небеленой шерсти, а украшений не было и в помине, все равно она сохраняла аристократический вид и осанку. Леонора была так прекрасна, что у него перехватило дыхание.
– Пойдемте. Мы и так потратили впустую слишком много времени. – Скрывая свои чувства, он пересек комнату и резко распахнул дверь.
Она скользнула мимо него, не говоря ни слова, но, слегка задев его, и он почувствовал, как тело его напряглось, устремляясь к ней.
Они спустились по лестнице, шагая рядом и тщательно стараясь не задевать друг друга. На нижней площадке они увидели стоящего в ожидании Руперта – вид у него был такой же терпеливый и страдающий, как и у собак, что лежали у его ног. Едва только Диллон показался на верхней ступеньке последнего пролета, как собаки вскочили и принялись прыгать, требуя от хозяина ласки.
Собаки скакали вокруг, Руперт почтительно держался позади – так они и вошли в большой зал. В помещении было шумно – это мужчины из окрестных деревень собрались обсудить план военных действий.
Леонора осмотрелась по сторонам, с любопытством глядя на людей, одетых в самые причудливые наряды. Все они оживленно разговаривали и хохотали. Картина показалась ей столь знакомой, что девушка испытала настоящее потрясение. Всю свою жизнь она была свидетельницей подобных собраний в замке своего отца. Каждый раз, перед каждым сражением в воздухе витало точно такое же ожидание грядущих событий. Такое же приподнятое настроение и предвкушение приключений. Точно такое же чувство товарищества.
– Диллон! – Флэйм, по-прежнему одетая в рваные бриджи и рубашку, больше подходящие мальчишке, приставленному к конюшне, а не сестре милорда, быстрым шагом пересекла комнату и схватила брата за руку – Я съездила в Килмарин – двенадцать мужчин из деревни дали мне слово сражаться на твоей стороне со своим оружием.
Диллон оглянулся по сторонам.
– Так они здесь?
– Нет, еще нет. Но они пообещали присоединиться к тебе в течение двух недель.
Он улыбнулся и взъерошил сестре волосы.
– Мне следовало догадаться, что ты опередишь и Кэмюса, и Грэма и первой приведешь мне будущих воинов.
Она радостно улыбнулась брату, искренне наслаждаясь его похвалой. Но улыбка ее почти тут же исчезла, едва девушка заметила Леонору.
– Почему англичанка здесь?
– Ты хочешь лишить ее пищи? – поинтересовался Диллон в ответ.
– Будь на то моя воля, я бы лишила ее жизни, – резко бросила Флэйм, поворачиваясь к Леоноре спиной. – Не очень-то приятно видеть женщину, чей отец держит у себя в плену Саттона и Шо.
Мужчины, окружившие их, согласно закивали и начали переговариваться между собой о кознях коварных англичан.
Диллон тихо заговорил, обращаясь к сестре:
– Придержи язык и будь повежливей, девочка. Я не могу допустить, чтобы здесь, в моем собственном доме, вспыхнул бунт. Посмотри на них – их кровь уже кипит, они готовы к сражению. Одно неосторожное слово – и их ненависть разгорится настолько, что выплеснется на эту женщину.
– Можно подумать, я стану проливать по ней слезы.
Диллон грубо схватил сестру за руку. Голос его сделался еще тише, хотя он с трудом сдерживал гнев:
– Тогда проливай слезы вот о чем. Что бы ни случилось с этой женщиной, та же участь постигнет Саттона и Шо. Ты хочешь видеть их страдания?
Флэйм вздрогнула и бросила полный ненависти взгляд на пленницу, из-за которой ее так выбранили.
– Нет, ты же знаешь, что нет.
– Тогда, девочка, думай, прежде чем говорить.
Надувшись, девушка молча отвернулась в сторону.
Они замолчали, как раз когда отец Ансельм пересек комнату и направился прямиком к Леоноре.
– Добрый день, миледи, милости просим к нам.
– Благодарю вас, святой отец. – Леонора почувствовала, как присутствие старого священника помогло ей ощутимо расслабиться. При виде его улыбки на сердце у нее стало немного полегче.
– Я слышал разговоры среди служанок, девочка. – Священник взял кубок с подноса, которым одна из служанок обносила собравшихся. – Они говорят, что ты просила их о довольно странных вещах.
– Да. Я… просто постаралась чем-то занять руки, чтобы не сидеть в праздности, – заметила Леонора.
– Ага! И чем же ты занялась?
– Леди вычистила мои комнаты. – Диллон был совершенно уверен, что подобное заявление унизит Леонору.
Отец Ансельм удивленно поднял лохматые седые брови.
– Ты… ты убиралась, девочка?
– Да. – Леонора старалась говорить спокойно, заметив, что разговор вокруг них смолк: людям хотелось знать, о чем идет речь.
Флэйм злобно рассмеялась.
– Да уж, подходящее занятие для английской неженки.
Отец Ансельм ласково пожурил ее за такую вспышку темперамента:
– Помолчи, девочка. Ты могла бы тоже поучиться этому. Доставлять удовольствие и радость другим – благородное занятие, в чем бы это ни выражалось.
Заинтригованные, несколько служанок задержались поблизости, прислушиваясь и поглядывая на англичанку не без уважения. Неужели женщина благородного происхождения снизошла до черной работы?
– А Руперт помогал тебе? – спросил священник.
Леонора бросила взгляд на юношу, который нервно вздрогнул и отвел глаза. Стоит ей сказать правду, и он будет навсегда опозорен перед своими соотечественниками. Парень так перепугался, что ей стало жаль его.
– Его обязанностью является охранять дверь, чтобы пленница не сбежала. Я могу лишь сказать, что он ревностно исполняет службу.
Руперт благодарно улыбнулся ей и тут же опустился на колено, лаская собак. Заметно было, что он испытывает облегчение.
Диллон, наблюдавший за этой сценой, видимо, догадался, в чем дело. Нахмурившись, он передал Леоноре кубок эля; затем взял с подноса еще один кубок для себя. Это невольное проявление галантности не ускользнуло от внимания священника. Точно так же заметила это и сестра Диллона, стоявшая рядом с ним и пепелившая англичанку взглядом.
Среди столов начали ходить служанки с подносами, и мужчины постепенно заняли свои места. Леонору усадили между Диллоном и отцом Ансельмом. Хотя девушка и старалась поддерживать непрерывный разговор со священником, все равно она чувствовала себя неловко, не в силах забыть о молчаливом человеке, сидевшем с другой стороны и время от времени легонько задевавшем ее то ногой, то плечом.