– И почему же, сэр? Разве ваши мужчины стали столь развращенными, что нападают даже на беспомощных женщин?
Голос его прозвучал низко, выдавая гнев:
– Они опасаются не наших мужчин, а ваших, миледи.
Он сделал движение, намереваясь пройти мимо нее, но тут она протянула руку, схватив его за рукав плаща. Она научит этого дикаря хорошим манерам, пока он находится под одной крышей с настоящими джентльменами.
– И вы посмеете обвинить благородных англичан в нападении на беспомощных женщин?
Не говоря ни слова, он посмотрел вниз, на удерживающую его руку. Почти тут же она отдернула ее. Выражение его глаз заставило ее отступить на шаг.
– Да. Так же как и на беспомощных детей.
Если бы она не была так разгневана, она поняла бы, что горец – его выдавал усилившийся акцент – с трудом сдерживает ярость. Но ее собственный темперамент заставил девушку забыть о здравом смысле.
– Вы заходите слишком далеко, сэр. Реакция Леоноры была столь неожиданной, что даже сама она была ошеломлена: рука ее, описав широкий полукруг, резко хлестнула горца по щеке.
Очень медленно он протянул руку. Несколько мгновений она заворожено наблюдала за его движением, пока ладонь Диллона не сомкнулась на ее запястье. Сила. Никогда не доводилось ей сталкиваться с такой силой. Леонора чувствовала, как гнев пульсирует в его теле, в то время как пальцы его впивались в ее руку. Хотя девушка не на шутку испугалась его ярости, она все же не собиралась извиняться или опускать взгляд.
– Мне больно.
Он крепче сжал ее руку, притягивая девушку ближе к себе, пока она не ощутила его обжигающее дыхание на своем виске.
– Вы не знаете, что такое настоящая боль, миледи. – Он кивнул, указывая на факелы, горевшие по обе стороны от дверей замка. – Всю свою жизнь вы как должное принимаете роскошь и безопасность, тогда как мой народ вынужден жить в вечном страхе перед очередным нападением ненавистных английских захватчиков.
Вызывающе вздернув подбородок, она ответила:
– Если вы смеете поднимать на меня руку, вы ничуть не лучше тех, кого обвиняете.
– Я не поднимаю руку на женщин. Так поступают только англичане. – Он отпустил ее запястье, словно ему было противно прикасаться к ней.
Растирая кожу, на которой выступили синяки, она отвернулась, страстно желая поскорее оказаться в полной безопасности, в замке.
– Никогда еще в саду моего отца со мной не обходились так жестоко.
– Жестоко? – шепотом переспросил он, словно ярость душила его.
Вдруг он грубо схватил ее, заставив повернуться лицом к нему. Она попыталась вырваться, но он только крепче сжал ее плечи.
– Миледи, если бы я хотел жестоко обойтись с вами, вы бы уже давно лежали мертвой у моих ног.
Гнев вновь заставил ее забыть о всякой осторожности, и Леонора дерзко ответила:
– Герцог Эссекский оказался прав. Вы всего лишь грязный, неотесанный дикарь в обносках, которому не место среди людей благородного происхождения.
Она увидела, как темная молния опасно сверкнула в его взгляде. Пальцы его рук продолжали все сильнее сжимать ее плечи, пока она не вскрикнула от боли, но он, похоже, ничего не слышал.
– Так я дикарь, вот как? – Притянув ее совсем близко к себе, он прошептал: – Тогда вам не мешает получше узнать, что это такое.
Она сознавала, что заставила его потерять самообладание и что он себя уже не контролирует.
Страх мурашками пробежал по ее спине, когда он привлек ее к себе.
Она застыла. Господь Всемилостивый, он сейчас совершит над ней насилие. Сердце девушки бешено стучало в груди. Пульс учащенно бился. Неожиданно она почувствовала легкое головокружение, и дыхание ее замерло.
Он наклонил голову.
– Никогда не приглашайте в свой сад драконов, миледи.
Его губы скользнули по волосам на ее виске, затем защекотали щеку. Нежданно для себя он почувствовал потрясение: никогда еще не притрагивался он к столь нежной коже.
– Да, дракон – вот вы кто. Но я не приглашала вас, сэр. Вы здесь незваный гость. – Она окаменела в его объятиях. Его губы были сейчас всего в нескольких дюймах от ее губ, дразня и соблазняя ее. Сердце Леоноры билось, кажется, в самом горле, угрожая задушить ее. Она была напугана, но одновременно испытывала и странное, неведомое доселе возбуждение. Она чувствовала себя так, словно стояла на самом краю бездонной пропасти. Еще один шаг, еще одно незаметное движение – и она стремительно полетит вниз.
Диллон ослабил хватку на ее плечах. Заглядывая сверху вниз в ее глаза, он мог прочитать там робость неведения. И настоящий страх. И что-то еще. Вызов. Хотя девушка и боялась его, она не собиралась сдаваться. Он вдруг понял, что бессознательно откликается на эту ее внутреннюю силу. Несмотря на свою юность и целомудрие, перед ним стоит женщина, которая станет достойной подругой любому мужчине. Он ощущал, что чувственность почти переполняет ее. Чувственность, о которой сама она, кажется, даже и не догадывается.
Здравый смысл приказывал ему отпустить ее и уйти прочь, оставив в полном одиночестве, в каковом она пребывала до его прихода. Но тут он увидел, как англичанка вызывающе вздернула подбородок, намереваясь дать ему отпор. Взгляд его вернулся к ее губам. Еще одно движение – и он сможет ощутить вкус этих губ.
Он заколебался, на мгновение, задумавшись о том, сможет ли укротить свое желание. Затем, выругавшись сквозь зубы, он склонился к ней. Этот высокомерно вздернутый подбородок, этот надменный рот – все было слишком сильным искушением.
Губы его сомкнулись на ее губах, заставив все ее существо затрепетать от неожиданности. Мгновение назад она дрожала от свежего ночного воздуха, а сейчас почувствовала себя объятой языками пламени.
Он намеревался наказать ее поцелуем жестоким, причиняющим боль. Но едва только его губы нашли ее рот, он забыл о своем намерении.
Господь Всемогущий. Ее губы были теплыми, и мягкими, и… дрожащими. Он сразу понял, что это ее первый поцелуй, для начала, пожалуй, слишком знойный.
Диллон поднял голову и отступил на шаг назад.
– Миледи, – промолвил он недовольным тоном, сам, поражаясь, как трудно ему заговорить.
Она открыла глаза, удивленно глядя на него снизу вверх.
– Как же так вышло, что вас еще никогда не целовал мужчина?
Она поморгала, чувствуя себя униженной оттого, что он посмел задать ей подобный вопрос.
– Вы не мужчина. Вы дикарь и… Его губы дрогнули в улыбке.
– А вы еще прелестнее, когда сердитесь. – Он снова привлек ее к себе и припал к ее губам. От нее исходил аромат роз и еще чего-то неуловимого, что смутно помнилось ему с детства и вызвало в нем прилив нежности к девушке, удививший его самого. Несмотря на еще не остывший гнев, поцелуй его стал мягче, когда его губы опять заскользили по ее губам с нежной настойчивостью.
Леонора приготовилась к самому худшему. Глаза ее были крепко зажмурены, а руки сжались в кулачки, которые она держала на уровне груди – барьером между собой и насильником.
Она бы выдержала нападение – это бы только подогрело ее ненависть к этому негодяю. Но девушка оказалась совершенно беззащитной перед его внезапной нежностью.
Леонора частенько раздумывала: что испытываешь, когда тебя целует мужчина? Не какой-нибудь из разряженных придворных павлинов, что норовили облапить ее, а настоящий, сильный, отважный мужчина, который заставит ее кровь воспламениться, а колени задрожать? Будут ли ее глаза открыты или закрыты? Не столкнутся ли они носами? Сможет ли она дышать, или ей придется сдерживать дыхание, пока она совсем не задохнется?
Сейчас ей уже не надо обо всем этом раздумывать. Губы его были такими ласковыми, и он покрывал ее лицо легкими, словно пух, поцелуями. Жар растекался по ее телу от мужских рук, удерживавших ее за плечи, от губ, не отрывавшихся от ее рта, и устремлялся прямо в кровь, которая пульсировала по жилкам, словно жидкий огонь.
Она вдыхала его мускусный аромат. Вдруг он слегка повернул голову – теперь их лица оказались в таком положении, что не соприкасались носами. Она была и удивлена и довольна, поняв, как точно контуры его угловатого и твердого тела подходят к плавным и мягким очертаниям ее фигуры.