«Спасибо, Гэл…» «Всегда пожалуйста, — „ответил“ я едко. — Вот тебе твоя свобода выбора».
— Ладно, — произнес я вслух. — Нам надо найти гостиницу или постоялый двор. Отдохнуть, переодеться, поесть.
— Поесть — это хорошо, — жизнерадостно отозвался Атэр. — а переодеваться мне не во что.
Я оглядел его с ног до головы. От потрепанных сандалий, минуя старенький пыльный гиматий[8], до нестриженых, торчащих во все стороны вихров на голове.
— В таком виде тебя не пустят даже на порог внешних ворот дворца.
Ладно, с этим потом разберемся. Работа у меня такая. Находить выходы изо всех дурацких, глупых ситуаций. И сдалась ведь мальчишке эта лурия. Жили бы в домике на тихой улочке, занимались полезными делами, то есть магией, глядишь, недотепа Атэр подрос бы немножко, поумнел… а там, может, постепенно и догадались бы, как вернуть нашего прежнего Буллфера. Так нет, дворец ему подавай… «К власти тянет, — решил я. — Ну что же. На то он и Хозяин. Хоть и бывший».
ГЛАВА 3
Арэлл Селфийская
Дворец был огромным.
Невероятно огромным, по мнению Арэлл. Город в городе. Полторы тысячи статей[9] в длину и тысяча в ширину. Он лежал на Претикапийском холме, почти придавив его к самой земле своим массивным каменным ложем. Монументальное сооружение строили из знаменитого «шахтного песка», грунта шоколадно-красного цвета. Смешанный с известью, он превращался в бетон невероятной прочности. Поэтому стали возможны все эти изогнутые воздушные арки, вознесенные на необозримую высоту, купола, многогранные залы… Теперь нечего было бояться, что потолок провалится, не выдержав предельного давления свода на стены. (Так уже было в Фердене, когда деревянный амфитеатр рухнул на головы двумстам свободным гражданам, пришедшим полюбоваться на профессиональных игроков в мяч.)
Снаружи резиденцию рэймских императоров облицевали полированным белым мрамором и огнеупорным камнем из Гапии. На входе, в гигантском вестибюле, стояла статуя императора Светония в виде древнего бога времени Дйона. Высотой сто двадцать статий. Надменное, суровое лицо и руки, держащие свиток и жезл, были из белой слоновой кости, а длинные одежды — из тщательно подобранных и отполированных золотых пластинок. На постаменте вилась надпись на древнерэймском «Время победивший».
Арэлл считала, что это неслыханное кощунство. Впрочем, «победивший время» дед Клавдия, император Светоний Веспасиан Великий, погиб самым бесславным образом. Его сбросила лошадь. Любимый снежно-белый иноходец неожиданно поднялся на дыбы, Светоний упал на гладкий мраморный пол, ударился виском, и уже вечером во всем дворце потушили факелы. Великий император умер, оставив своим нерадивым наследникам огромную империю, медленно издыхающую под властью демонов и непомерных налогов.
Статую из вестибюля так и не убрали. Обычно каждый следующий преемник спешил воздвигнуть на этом месте собственного идола, но Клавдий по-прежнему прятался в тени своего могучего деда и был верным призраком отца. Любезный, вежливый, внимательный, терпеливый. Всегда готовый развлечь новой шуткой, подать стило для письма, бокал вина или дельный совет. Отец — нынешний император Помпеи Транквил — ценил его. Казалось, даже любил. Рассчитывал на него, это точно. Лудий отвечал взаимной привязанностью. И только Арэлл знала, как Клавдий мечтает о власти. Настоящей, полновесной, только для него одного.
— Чушь, бред все эти слова на постаментах наших предков, — говорил он, расхаживая по своей любимой дворцовой палате. Ее стены, мебель и даже полы были отделаны тончайшими полосками перламутра. Целые картины из разноцветных кусочков раковин переливались, мерцали, отражали свет и светились собственным. — Все эти «Великие», «Победители», «Благодатные» и «Божественные»… Мы не правим этим миром. Демоны — вот кто настоящие властители. Если б я имел хотя бы десятую часть их силы…
Клавдий смотрел на свои ухоженные белые руки с одним-единственным золотым перстнем всадника и сжимал пальцы так, словно хотел сомкнуть их на чьей-то шее.
— Ну ничего. Я подожду. Дождусь и возьму то, что мне положено. Не так ли, моя золотоволосая?
Арэлл Селфийская была спокойна и уравновешенна. Все считали ее такой. Девушки с севера Эллиды отличались твердым характером, верностью и благородством. Никто не знал, что в глубине ее души, словно маленькая саламандра, спит неудержимое бешенство. Не стоит тыкать палкой безобидную на первый взгляд огненную ящерицу, просыпаясь, та становится жестока и свирепа.
— Клавдий, этот дворец забит золотом до самой крыши. Жемчуг Лоллы стоит сорок миллионов сестерциев. Твой перстень, один только перстень, стоит миллион. А твой народ…
— Арэлл, дорогая моя, боюсь, ты по-прежнему не понимаешь. Эта роскошь оправданна. Всеми нами правят демоны. Мы ничто перед ними, беспомощные и жалкие. Что мы можем им противопоставить в глазах того же самого народа. Позволь, я напомню тебе древнюю легенду о старых богах. Они были прекрасны, вечно молоды и жили в золотых чертогах. Мы как эти древние боги в глазах простых людей.
Он повел рукой величественным, отрепетированным жестом. Маленькая саламандра в душе Арэлл тут же подняла голову.
— Твой народ продает себя в рабство, чтобы не умереть от голода. Пшеница не растет на болоте, там даже ячмень еле вызревает, а ты требуешь триста сиклей[10] белой муки с каждой крестьянской семьи в год! Они сами не едят хлеб, но отдают его тебе! Твоим демонам! Ты не бог, Клавдий! Ты ничтожество!
«Сейчас он меня ударит!» — с тихой злостью подумала Арэлл и представила, что, как только это произойдет, она схватит вон ту золотую чашу с виноградом и с размаху с наслаждением швырнет ее в сытую, гладко выбритую физиономию Клавдия. А потом… Ей не пришлось закончить эту мысль. Жених сдержался, проглотил оскорбление, улыбнулся побелевшими от бешенства губами:
— Я понимаю, дорогая. Тебе трудно привыкнуть. У вас же там… ну там, откуда ты… все очень просто. Рабы едят за одним столом с хозяевами. Спят в одной комнате. А кое-кто до сих пор поклоняется этой ужасной богине плодородия. И все же тебе придется вести себя достойно твоего теперешнего положения. Забудь свою деревню. Не будь столь вульгарной.