Выбрать главу

Перво-наперво мы стали полнее и точнее учитывать метеорологические данные при подготовке к стрельбе, тщательнее отбирать снаряды по их весовым показателям, а заряды по партиям. С большей точностью стал определяться и износ каналов стволов, для чего периодически производилось специальное инструментальное измерение.

Нельзя сказать, что всем этим мы не занимались раньше. Но занимались не столь регулярно и взыскательно, как теперь. Считалось, что каждый из этих факторов сам по себе малосуществен и не в силах ощутимо отразиться на меткости стрельбы. Однако при более обстоятельном анализе, где первую скрипку сыграл Михаил Мельник - наш лучший математик, мы увидели, что определенная совокупность неблагоприятных факторов способна заметно снизить точность огня. И такое стечение обстоятельств надо было исключить начисто.

Словом, к подготовке исходных данных для стрельбы мы стали относиться с удвоенным вниманием.

Другой, не менее важный вопрос был связан с организацией артиллерийской разведки и изучением целей. Чтобы надежно и с наименьшим расходом снарядов поразить наземную цель, требовалось безошибочно знать ее характеристику и положение на местности. Всякая неточность здесь могла сказаться на результатах. А полностью предупредить такие неточности было особенно трудно.

Дело в том, что организация артразведки на форту находилась пока что не на высоте. Сеть ее была еще недостаточной, тесной связи и взаимодействия с армейскими артразведчиками у нее не было. Работа централизованного пункта сбора донесений при штабе форта только налаживалась. Но все эти недочеты находились за пределами нашего влияния. Тут уж командование батареи ничего поделать не могло. Но это не означало, что мы вправе были сидеть сложа руки и ждать общего улучшения дела.

На каждую цель, входившую в сектор обстрела, мы заводили специальное описание - так называемый паспорт. Паспорт такой, например, цели, как вражеская батарея, должен был содержать в себе следующее: ее координаты, калибр и дальность стрельбы, активность, с которой она действует, какими снарядами и какой район больше всего обстреливает, ее обычный темп стрельбы и результативность огня, инженерное оборудование огневой позиции, дистанцию до нее и азимут, порядковый номер, под которым у нас числится эта цель, я еще ряд других, менее существенных сведений. Подобные же паспорта составлялись и на узлы дорог, узлы связи, штабы, наблюдательные посты, огневые точки. И в наших силах было добиваться наибольшей точности и подробности этих паспортов.

Я и другие наши командиры стали чаще выходить на передний край. Мы обстоятельнее выспрашивали артразведчиков, а главное, с еще большим вниманием сами занимались изучением целей.

Наконец, необходимым условием меткой стрельбы было боевое мастерство каждого номера расчета. Мы постарались повысить качество нашей учебы, добиваясь, чтобы любой боец не только отлично знал технику и сноровисто действовал на своем месте, но овладел смежными специальностями.

Особенно большое внимание было обращено на работу расчета центрального поста - мозга батареи. Впрочем, этот небольшой воинский коллектив не доставлял нам особых хлопот, хотя и обслуживал он сложнейшую по тому времени технику, обеспечивая самым непосредственным: образом высокую точность огня. Ведь возглавляли центральный пост такие мастера своего дела, как старшина Николай Покидалов и командир отделения сержант Владимир Белоусов.

О Покидалове я уже говорил. Белоусов тоже заслуживает того, чтобы сказать о нем подробнее. Он был представителем целой династии, связавшей свою судьбу с Красной Горкой. Дед его, Семен Ипполитович Алексеев, был призван на Балтийский флот в 1903 году и попал на только что построенный крейсер "Аврора". С крейсером совершил он переход вокруг Европы и Африки в Тихий океан, прошел через ужас и позор Цусимы, вернулся на Балтику. В 1917 году его перевели с "Авроры" на Красную Горку. Здесь, на форту, он и прослужил до 1924 года.

Отец Владимира, Михаил Николаевич Белоусов, начал службу в 1909 году, и тоже на Красной Горке. Пришлось ему участвовать в строительстве Ижорской железной дороги от Ораниенбаума до форта и в возведении береговых батарей. Пробыл он здесь пять лет, до начала первой мировой войны. Отсюда отправили его на фронт. И лишь когда отгремели бои гражданской, вернулся в полюбившиеся места, на Балтийский берег, в поселок Лебяжье.

С сорокового года служил на форту и брат Владимира - Борис. Был он старшиной электриков на прожекторе. С этой должности потом ушел добровольцем в морскую пехоту, участвовал в боях, завершившихся снятием ленинградской блокады, да там и сложил свою голову.

Ну а сам Володя Белоусов превосходно освоил сложный комплекс приборов центрального поста, стал отличным специалистом. Обладал он и хорошими командирскими, организаторскими качествами. Знали его на батарее и как настоящего коммуниста, отдававшего много сил общественной, работе. И вполне закономерным был его дальнейший путь. На третьем году войны Белоусова направили в училище береговой обороны. Завершив ускоренный курс обучения, он лейтенантом вернулся на Красную Горку.

Да, с такими помощниками борьба за снайперскую батарею обещала увенчаться успехом.

А пока мы с радостью замечали, что зима идет на убыль. И хоть март в том году пришел холодный и вьюжный, хоть редко баловало нас солнце, дни стали заметно светлее и длиннее. Появились и другие приметы скорой весны, чисто, так сказать, хозяйственные.

Как-то командиров и политработников Красной Горки собрали на очередное совещание. Владимир Тимофеевич Румянцев, сделав небольшое вступление, предоставил слово Георгию Федоровичу Гошу - новому комиссару 1 форта, сменившему на этом посту Крылова. Он проинформировал нас о том, какие намечены меры для улучшения питания личного состава. С наступлением весенней погоды планировалось начать посадку овощей в расположении дивизиона, а также организовать рыболовные бригады и бригады по заготовке щавеля, а впоследствии и грибов с ягодами. Тут же заместителю командира форта по хозяйственной части капитану Д. Е. Москаленко и другому хозяйственнику - лейтенанту П. А. Панченко было дано распоряжение приступить к подготовительной работе.

Затея была не шуточной. Она сулила дать весомую добавку к нашему скудному блокадному рациону. Такая перспектива обнадеживала, по-настоящему радовала. Ведь мысли о еде, о возможности получше питаться занимали достаточно много места в наших головах. Иммунитет против голода не вырабатывался.

Но не только эти приятные заботы возвещали приближение весны. На форту словно бы стало светлее от ярких девичьих лиц, которые теперь все время попадались нам на глаза. У нас появилась первая большая группа девушек-краснофлотцев.

Начиная с осени минувшего года Красная Горка не раз провожала добровольцев на сухопутные фронты. Как я уже говорил, недостатка в добровольцах не было стоило лишь подать команду. И такая команда время от времени подавалась. Это означало, что где-то дело обстоит худо, хуже, чем у нас. И командиры начинали изыскивать внутренние резервы - какие посты можно частично оголить без ущерба для решения наших главных задачу где два человека могут справиться за троих, один - за двоих.

Вначале с форта ушли довольно большие группы артиллеристов в бригады морской пехоты, сражавшиеся под Ленинградом. А потом еще и еще к командованию форта поступали запросы: "Можете ли, товарищи, поделиться людьми? Взвесьте свои возможности. Очень нужно!" И снова артиллеристы и пулеметчики, электрики и механики, коки и строевые уходили кто под Москву, кто на другие участки великой битвы. Но с каждым разом все труднее удавалось находить "излишки" в подразделениях. Всего с форта ушло свыше трехсот человек. Дальнейшее изыскание "внутренних резервов" могло обернуться латанием тришкиного кафтана.

А ведь были у нас еще и потери в людях - от вражеского огня, от голода и вызванных им болезней. Одни попадали в лазарет. Других отправляли на поправку здоровья во фронтовой дом отдыха, который все-таки удалось создать в Лебяжьем (не зря об этой перспективе говорил мне капитан Филимонов, из рук которого получал я назначение на форт!). В доме отдыха истощенных людей ставили на ноги за счет невесть каким путем усиленного питания.