Одним словом, решение Военного совета направить в Ижорский сектор девушек, пожелавших служить на флоте, пришлось как нельзя кстати. Оно дало нам возможность заделать наиболее чувствительные прорехи и даже быть готовыми выделить еще некоторое число добровольцев для фронта.
Девушки были распределены между частями и подразделениями сектора и форта. Ими в основном комплектовались роты связи, подразделения связи дивизионов и батарей, штабы, службы обеспечения, госпитали и лазареты. Девушками укомплектовали и все расчеты в одной из зенитных батарей.
Пополнение требовалось как можно быстрее ввести в строй, обучить его азам военных наук. Ведь вначале эти краснофлотцы отличались от своих гражданских подруг только формой матросского образца. Бойцами они еще не были.
Командование форта распорядилось выделить для общевойсковой подготовки девушек лучших методистов и воспитателей. У нас на батарее эту женскую группу возглавил старшина Иван Петрович Поленов. Ученицы у него оказались способные. Их отличала серьезность, добросовестность, большое желание скорее освоиться со своим новым положением.
Артиллеристы поначалу относились к девушкам с дозой иронии: "Тоже, мол, бойцы в юбках, эрзац-матросы". Хрупкие, нежные, они казались совершенно не приспособленными к суровой воинской жизни и боевой работе. Но нельзя было не заметить и того, что женское общество облагораживающе подействовало на мужской коллектив. До этого на Красной Горке женщин было совсем немного. Да и к тем привыкли, почти не замечали их. А теперь грубоватые артиллеристы стали воздержаннее на язык, на убыль пошло сквернословие. Многие начали тщательнее следить за своей внешностью, чище и чаще бриться. Такого эффекта не смог бы достичь и самый строгий старшина. Даже голод вроде бы стало переносить легче.
По окончании начального обучения мы стали расписывать девушек по боевым постам. Помню, как бунтовали Тамара Агафонова, Сима Ширманова и Октябрина Никитина, когда узнали, что их назначают телефонистками. Эта работа казалась им слишком прозаичной, недостаточно боевой. Но приказ есть приказ, и им пришлось подчиниться. Вскоре же, после участия в нескольких стрельбах, они почувствовали значимость своего дела, его истинно боевое назначение. И они ни разу не дали повода упрекнуть себя в недостаточной внимательности или нечеткости в работе.
Не менее быстро и уверенно вошли в строй и наши радистки. Вера Беликова, Аня Карнизова, Вера Киреева и Оля Сапрыкина бесперебойно обеспечивали радиосвязью управление огнем.
В отношении бойцов к девушкам наступил новый этап. До сих пор они смотрели на них как на молоденьких представительниц противоположного пола. Теперь же они видели в них и быстро приобретавших квалификацию специалистов, соперничество с которыми не всегда было в пользу мужчин. Это и подтягивало краснофлотцев, и повышало их уважение к своим сослуживицам.
Окончательному утверждению боевого женского авторитета послужил такой случай.
Как-то ранним солнечным утром со стороны залива на бреющем полете на форт ринулся самолет. Заметили его вовремя, но сначала значения этому не придали, посчитав, что это свой истребитель возвращается с боевого задания. Но вот на его крыльях отчетливо обозначились черные кресты. Казалось, момент упущен: слишком поздно обнаружена ошибка и открыть огонь по нему не успеют.
Но тут, сотрясая резким звуком утренний воздух, грянул дружный залп. Около самолета возникли белые хлопья разрывов. Это заговорила девичья батарея. Еще залп, другой... И вот самолет стал быстро терять высоту. Густой шлейф черного дыма вырвался из его брюха. Коснувшись верхушек сосен, он со свистом врезался в землю на поляне за первой заставой.
Весь форт ходил смотреть на сбитый самолет-разведчик. Героями дня, конечно, были зенитчицы. Их восторгу и ликованию не было предела.
Девушки стали полноправными и признанными членами нашего боевого коллектива - ореол зенитчиц распространился на них всех. Но это не означало, что моряки по отношению к ним утратили мужскую галантность. Люди оставались людьми. У них возникали чувства, и порой весьма серьезные, которым ни в какой мере не могла помешать война. Когда окончились бои, на Красной Горке был заключен не один счастливый брак.
Но это произошло гораздо позже. А пока мы с нетерпением и неясными надеждами ждали первой военной весны - весны сорок второго года...
Глава четвертая. В визире - враг
Наш левый фланг
Финский залив окончательно очистился ото льда только в мае.
В середине апреля, когда бурый ковер прошлогодней травы уже освободился от снежного покрова, замерзшее море все еще лежало под слоем желтоватого льда. Лишь черные трещины и разводья напоминали о том, что приближается пора чистой воды.
Потом до нас все чаще стали доноситься глухие взрывы: лед сжимался, торосилсяу подрывая выставленные с осени мины. По той же причине в самые неожиданные моменты в воздух взмывали сигнальные ракеты, становясь причиной ложных тревог.
На какое-то время прервалась связь с Кронштадтом, а следовательно, и с Большой землей: движение по льду сделалось невозможным, а плавание судов еще не началось. Впрочем, с этим мы могли примириться. Запасов всего необходимого для жизни и боя при строгих тогдашних лимитах могло хватить надолго и без какого-либо пополнения. А вот левому нашему флангу весеннее межсезонье принесло ощутимые неприятности.
Этим левым флангом были острова в средней части Финского залива, занятые нашими гарнизонами. Среди них особое место принадлежало Лавенсари крупнейшему из островов, на которые так ни разу и не ступила вражеская нога. В приближавшейся летней кампании ему вместе с Сескаром предстояло сыграть важную роль в боевых действиях флота, в развертывании корабельных сил для активной борьбы на вражеских коммуникациях. Кроме того, он служил основным плацдармом для наступления на оставленные нами острова.
Такое наступление на Гогланд и Большой Тютерс было предпринято в самом конце минувшего года. Захват этих островов сулил существенные выгоды. Во-первых, значительно расширилась бы операционная зона флота. Во-вторых, противник вынужден был бы считаться с постоянной угрозой удара по своему тылу и флангу на обоих побережьях Финского залива.
И вот 31 декабря выступившая с Лавенсари усиленная рота моряков-добровольцев под командованием полковника А. А. Баринова - заместителя начальника штаба Кронштадтской крепости без боя заняла Большой Тютерс. Через сутки эта же рота атаковала Гогланд, и к исходу дня 2 января, разгромив вражеский гарнизон, овладела островом.
С радостью было воспринято известие об этом в "Лебяжьенской республике". Нам тогда казалось, что Гогланд и Большой Тютерс теперь-то уж навсегда очищены от неприятеля. Все мы были под впечатлением разгрома, понесенного гитлеровцами под Москвой. Оптимизм наш подогревали и события, начинавшиеся под Ленинградом. Войска Волховского, Ленинградского и Северо-Западного фронтов переходили к наступательным действиям.
Поэтому, когда стало известно, что противник 17 марта попытался отбить Гогланд, никто из нас не придал этому серьезного значения. Ну, сунулись, мол, фрицы, получили по шее и больше не полезут. Однако 27 марта после солидной артиллерийской и авиационной подготовки гитлеровцы перешли в новое наступление на остров. В бой вступили все наличные силы гарнизона. Враг нес немалые потери, но на его стороне был явный численный перевес. Все-таки наш гогландский гарнизон был малочислен, и для усиления его у командования не имелось резервов.
Как ни отчаянно дрались балтийцы, но к вечеру их положение стало безнадежным. Поступил приказ оставить остров. Под покровом темноты уцелевшие бойцы отдельными группами отошли на Лавенсари.
Потеря Гогланда создавала угрозу и для самого Лавенсари, и для остальных островов - Большого Тютерса, Пенисари{11} и Сескара. Поэтому на другой же день для усиления островных гарнизонов Приморской оперативной группой был выделен лыжный полк. 30 марта Военный совет Ленинградского фронта поставил задачу вернуть Гогланд. На следующий день комендант Ижорского сектора генерал-майор Г. Т. Григорьев прибыл на Лавенсари в качестве представителя Военного совета флота, чтобы возглавить боевые действия по захвату Гогланда.