Я отвернулся от него, понимая, что никогда не захочу больше видеть его лицо.
— Что касается этого заключенного, — начал я, обращаясь к стражникам. Слова «Казнить его» вертелись у меня на языке, но вместо этого я сказал: — Если отец жив, то и он будет жить. А пока оставьте его в здесь. Держите его в камере, пока я не решу что с ним делать.
***
Я целыми днями управлял королевством, хотя опасения повторного нападения, к счастью, оказались бесплодными. Ночью я сидел с отцом и старался облегчить его мучения. Я умолял его бороться за жизнь, и он выжил.
Противоядие дровосека оказалось верным как его внучки, так и для короля.
Я не мог смотреть на девочку, когда проходил мимо ее постели в целебных залах. Она потеряла руку из-за плохого кровообращения и сгнившей плоти вызванной ядом. И именно это больше всего терзало мою душу.
Я никогда не ожидал, что смогу прожить свою долгую жизнь не совершив грех, но не думал, что причиню боль невинному. Я чувствовал боль ребенка, и это было моим наказанием.
Ее дед никогда не выйдет на свободу, но ребенка вернут ее матери, которую наши воины смогли спасти. Ни старик, ни его соплеменники не оспаривали наказание, хотя и оплакивали его. Я позволил некоторым из друзей навестить его, чтобы попрощаться. Совершенное им преступление не могло остаться безнаказанным, и он должен радоваться, что его не убили сразу.
Старику следовало прямо сказать моему отцу о нападении на их деревню, а не прибегать к таким кардинальным методам. Это была вопиющая ошибка, и она погубила его.
Дни слились воедино, когда мы вернулись к некоторому подобию нормальной жизни. Я сидел на утренних собраниях Совета, а помощник отца Галион, на завтрак пихал мне в руку лембас, иначе я забывал поесть, пока не вспоминал об этом перед сном. В течение дня министры постоянно обращались ко мне по множеству вопросов, которые требовали решения короля.
Чтобы наш народ не думал о своей безопасности и моей компетентности, я согласился также принимать аудиенции в течение нескольких очень коротких часов каждый день, чтобы они могли убедиться, что линия преемственности цела, и королевство в хороших руках. Я принимал их жалобы и просьбы, а потом просматривал их по ночам вместе с огромной кипой свитков, в которых были отчеты разведки, информация о передвижении наших войск, послания с других территорий, личная переписка, цифры об урожае сельскохозяйственных культур, и многое другое.
Чем лучше становилось моему отцу, тем меньше мне позволяли с ним посидеть, и больше документов давали. Иногда я изнеможении засыпал на маленьком диване у его кровати.
Когда он просыпался, меня уже не было. А когда я приходил поздно ночью, он уже крепко спал.
Однажды я пришел к его постели и обнаружил диван, на котором я спал несколько недель, застеленный постельным бельем из моих собственных покоев, а не скромными подушками и тонкими одеялами из целебных залов. И это могли сделать только по приказу моего отца. Значит ему становилось лучше.
Когда Трандуилу надоело, что мы никак не могли побыть наедине, он взял дело в свои руки.
Я уже засыпал, когда почувствовал, как кто-то похлопал меня по щеке.
— Отец, — приветствовал я его с улыбкой. Я улыбался впервые с тех пор, как меня забрали с восточного аванпоста с новостями о том, что мой отец тяжело ранен.
— Леголас, — сказал он, хриплым голосом. Отец явно был далеко не здоров, но поправлялся. И это знание согревало мое сердце, и я наконец мог во всем признаться ему.
— Они тебе все рассказали? — тихо спросил я. — Тебе сообщили о том, что я сделал?
— Ты спас жизнь короля, — сказал он. — Перехитрил убийцу. Организовал спасение похищенных женщин и детей. Управлял королевством во время кризиса и привел все дела в надлежащий порядок. О чем ты говоришь? — спросил он, притворившись глупым.
— Я причинил боль ребенку. Я порезал и отравил ее, и из-за этого она потеряла руку.
— Ясно, — мягко сказал отец.
— Я хочу извиниться, но не сожалею о том, что сделал, — сказал я. — Как я могу одновременно испытывать раскаяние и в то же время быть уверенным в своей правоте? Я не сожалею о том, что она пострадала. Но сожалею о том, что я причинил ей боль. Как можно… — Я опустил взгляд на свои дрожащие руки. — Я всегда знал, что готов умереть за тебя и наш народ. Я также был готов убивать, хотя не понимал, как это запятнает мою душу. Я не ожидал насколько легко будет порезать ее и рисковать ее жизнью, чтобы получить то, что я хочу.
— Ты верил, что дед любит ее достаточно, чтобы спасти, — заметил король. — Ты сделал ставку на то, что она выживет.
— Да, но не было гарантии, что он знает как приготовить противоядие, — ответил я. — Я не знал наверняка, и рискнул ее жизнью, отец. Я должен был рискнуть. Она могла умереть. Я мог убить невиновного.
— Но ты этого не сделал, — сказал мой отец. — Иногда приходиться делать трудный выбор и принимать победы добытые тяжелым трудом.
— Я не могу смотреть на нее, — сказал я. — Я с трудом могу смотреть на себя в зеркало. Становится легче, ваше величество? Становится ли когда-нибудь легче жить с такими решениями?
— А ты хочешь чтобы стало легче?
— Да, — ответил я. Кто бы не хотел, чтобы боль прекратилась?
— Но я не хочу этого для тебя, — мягко сказал он. — Ты должен чувствовать и заботиться об окружающих. Я бы снял с тебя эту боль, если бы мог, сын мой, но как главнокомандующие мы будем нести это бремя.
— Значит это не в последний раз? — спросил я. — Один из многих грехов? Эпизод, несчастный случай, небольшая неприятность?
— Да, — прямо ответил он.
— Может быть, старик был прав, назвав меня бессердечным животным.
— Это мир, в котором мы живем, Леголас, — сказал король. — Мы все учимся идти по собственному пути. Ребенок понимает, что ты не будешь извиняться. Как и ты не будешь ожидать благодарности от спасенных людей. Каждый платит цену, и мы все просто продолжаем жить дальше.
Я прикусил губу и кивнул. Все это было просто философией. Я бы ничего не изменил в том, что делал в прошлом, и размышления об этом ничего не изменят в том, как я буду вести себя в будущем. Может, я просто устал и нуждался в полноценном отдыхе. Мой отец взял меня за дрожащие руки.
Я опустил голову, уткнувшись лбом в наши соединенные руки, и горько заплакал.
— Мы просто продолжаем жить дальше, Леголас, — сказал король, — мы просто продолжаем жить.
Я плакал у постели отца, пока не заснул.
========== Глава 5. Карты и компасы ==========
Недавно мой сын сказал кое-что, и с тех пор я не могу успокоиться. Я думаю об этом, стоя у двери в целебные залы, где Леголаса сейчас осматривают.
Я возвращался в свой личный кабинет с собрания Совета, и Леголас, очевидно, загнал в угол Галиона, пытаясь уговорить выделить для него время в моем расписании. Он семь дней подряд спорил со мной. Я знал, что он собирается в патруль и должен вернуться через неделю. И он хотел забронировать время в моем заполненном календаре, который Галион старательно охранял.
— Я не понимаю, милорд, — нервно сказал Галион, — вы хотите попросить о встрече со своим отцом?
— Да, — с раздражением сказал Леголас, — именно это я и пытаюсь тебе сказать.
— Встречу?
— Да!
— Вы можете общаться со своим отцом в любое время, когда захотите, — заметил Галион. — Я не хочу вас оскорбить, но часть моей работы состоит в том, чтобы оградить вашего отца от незапланированных встреч. Его дни были заполнены на несколько недель вперед, а меня уже многие просят включить их просьбы в расписание. Но вы, милорд, можете разговаривать с ним когда захотите. Сомневаюсь, что он или наши граждане оценят то, что вы захватите желанный для многий шанс попасть к королю на аудиенцию, когда вы можете поговорить с ним в любое время по вашему выбору. Во время совместной трапезы, например. Но назначить встречу?