И по состоянию моего сына можно понять состояние нашего леса. Его тело стало символом победы и поражения. Когда он возвращается здоровым, целым и счастливым, значит, мы побеждаем. Когда он возвращается раненым и полностью истощенным, мы, вероятно, теряем позиции.
В последнее время он часто возвращался домой раненым, и из его разговора с Галионом, я понимаю, что он задумывался о собственной смерти. Все мы когда-то исчезнем.
Однако мы с Майнором подозреваем, что он устает сильнее, чем остальные. Потому что когда он не во дворце, и, следовательно, не на наших глазах, он выходит в патрули каждый день. Мы просто не знаем наверняка, потому что ничего не говорит.
Бренион спрашивал нескольких солдат Леголаса, которые, как обычно, молчали, старались соблюдать цепочку командования, потому что именно Леголас был их прямым начальником. Брениона, Маенора и меня они считали всего лишь старыми эльфами в церемониальных мантиях, которые сидели в великолепных комнатах, в то время как эти молодые дураки считали себя закаленными солдатами, которые могут позаботиться о себе. И хотя они молчали из преданности и уважения к принцу, они так же хотели, чтобы Леголас был с ними в любое время, и не важно в каком он был состоянии. Таким образом, мы не знаем сколько сил он тратит в патруле и можем судить об этом только по состоянию его тела.
Но мы знаем, что Леголас никогда не дает себе отдохнуть, и когда возвращается домой, он все меньше и меньше похож на себя. Он бледнее, потому что в той части леса где он служит нет солнца. Он похудел, потому что мало отдыхает. В последнее время он часто бывает рассеянным, потому что думает о следующей задаче, о прошедшей битве, о завтрашнем задании, и хочет побыстрее уйти, чтобы подготовиться.
Маенор умен, и старается не давить на Леголаса. Он знает, что мой сын устанет, и таким образом быстрее вернется домой. Но так продолжаться не может.
Я отодвигаю занавеску, чтобы объявить о своем приходе.
— Отец! — весело зовет Леголас. — Входи, не прячься в тени!
Я закатываю глаза, но делаю, как меня просят, и вхожу в комнату.
Мой сын одет только в сапоги и рваные штаны. Он сидит на простом деревянном стуле, опираясь о спинку. Левой рукой прижимает небольшой мешочек с горячими камнями к голому плечу. Правую руку он положил на стол, от локтя до плеча она вся в синяках.
Маенор присел рядом с ним, зашивая длинную ужасную рану, которая начинается от правого бока до самой поясницы. Целитель поворачивается ко мне, словно собираясь встать и поклониться мне, но я отмахиваюсь от него, молча приказывая продолжать работу. Мы в уединении ниши, и Леголас даже не назвал меня своим королем. Возможно потому что не может поклониться или даже встать (его левая нога тоже вытянута и обездвижена шинами и кожаными ремнями от голени до середины бедра). Еще один мешочек горячих углей лежит на его левом бедре, которое тоже все в синяках.
Кажется, он достаточно здоров, бодр и в хорошем настроении, но я вздрагиваю, глядя на него. Если его беспокоит только опухшее плечо, то Маенор был прав, мой сын оптимист. Я сомневаюсь, что он сможет нормально ходить, не говоря уже о том, чтобы бегать, стрелять из лука или драться. Я не знаю, как он сможет ходить даже с помощью костыля.
— Ты знал, что это я, — говорю я обвиняюще.
— Твоя одежда шелестит как листья по траве, — объясняет Леголас, — а твои волосы пахнут маслами, — поддразнивает он, опустив голову. — Я услышал и унюхал тебя. Я почти всегда знаю, когда ты рядом.
Я приподнимаю брови при этом заявлении, и мне интересно, знал ли он, что я подслушал его разговор с Галионом две недели назад.
— Я удивлен, что ты можешь унюхать что-либо кроме себя, — возражаю я вместо этого. — Ты воняешь, как орк.
Он смеется, потому что мои слова это явное преуменьшение. От него воняет намного хуже чем от орка. Запах крови и плоти орков обычно означал, что враг был побежден и убит. От Леголаса несет болью, потом, кровью. И тогда я замечаю что на кончиках его пальцев ужасные волдыри, красные и опухшие.
На его теле почти нет здорового места, вся кожа в синяках и порезах. Стежки Маенора добавляют новый набор аккуратных линий шрамов на его талии, но есть много других. На его шее и плечах есть шрам, и суда по неровным линиям, я понимаю, что зашивал эту рану не Маенор. Если бы он приехал домой с такой раной, я бы запомнил. Но он не вернулся домой из-за такой серьезной раны, и эта мысль ужасает меня.
Я видел своего сына в гораздо худшем состоянии, я видел его на пороге смерти. Его тело выглядит как история сражений, это карта нашей борьбы.
Я участвовал в многих войнах и битвах. Они были по-своему ужасными и жестокими, но, по крайней мере, они заканчивались. Но мой сын ведет затяжную борьбу против постоянного наплыва врагов. Наступил «Бдительный мир», но, тем не менее, мы постоянно в осаде. Жизнь моего сына это постоянная борьба.
Маенор заканчивает последний стежок и обматывает бок Леголаса чистыми бинтами.
Глаза моего сына остекленели от боли.
— У него лихорадка, — говорю я целителю.
— Этого стоило ожидать, — отвечает Маенор. — Я дам ему что-нибудь от температуры и боли. Я оставлю тебя в целебных залах на ночь, Леголас. Ты можешь вернуться в свои покои завтра, но только если тебе не станет хуже.
— На сколько я отстранен от службы?
— Ты должен оставаться во дворце следующие три недели, — отвечает Маенор. — Позволь своим костям срастись, в противном случае ты станешь обузой на поле боя. И если будешь пренебрегать моими советами, то можешь потерять свою хваленую точность.
Леголас встревожен таким прогнозом, в его глазах мелькает протест, но он дико ухмыляется.
— Ну, милорд, мы не можем этого допустить, не так ли?
Это травма не угрожает его жизни, но ее достаточно, чтобы ненадолго задержать его дома, чтобы он мог отдохнуть.
Меня тошнит от мысли, что я благодарен за сломанные кости моего сына.
Неужели я благодарю богов за сломанные кости моего сына?
Я никогда не думал, что буду благодарить богов за сломанные кости моего сына.
Но такова наша жизнь здесь и сейчас. У моего сына свои повседневные заботы, а у меня свои.
***
Я останавливаюсь как вкопанный, и мое сердце подскочило к горлу и застряло там, потому что на один момент я подумал, что передо мной был сам Орофер.
Но это всего лишь Леголас.
Мой сын сидит по правую руку от моего места за столом в зале Совета. Он задумчиво жует лембас и просматривает пачку свитков с информацией о повестке дня. Я удивлен, что он здесь, учитывая состояние, в котором он был последние три дня с момента своего возвращения.
Леголас провел первую ночь в целебных залах, но убедил целителей, что он достаточно здоров, чтобы на следующий день перебраться в свои покои. Однако он подождал пока не наступил вечер, чтобы во дворце было меньше народа. Он не хотел, чтобы его видели в таком плохом состоянии.
Я сам отвел сына в его комнату. Я шел впереди в соответствии с протоколом, в то время как позади меня Леголас умудрялся медленно идти, перекинув левую руку через плечо одного стражника, в то время как другой охранник неуверенно шел за ними, неся простую, но элегантно сделанную деревянную трость.
Время от времени я поворачивался, чтобы посмотреть, как они продвигаются. Мой сын был бледен, вспотел и дрожал. Но он также выглядел ужасно огорченным из-за того, что нуждается в помощи. Я замедлил шаг, чтобы он не напрягался, стараясь догнать меня.
Леголас был зол, потому что прежде, чем мы покинули целебные залы и отправились в долгий путь к его покоям, Маенор почти насильно надел на его руку перевязь из яркой белой ткани, которую мой сын страстно презирал. Он также зарычал, глядя на трость, которую принес один из целителей. Он был раздражен своей болью, усталостью и всем остальным, и не хотел сотрудничать.