— Тебе нужно отдохнуть, — говорю я и встаю. Я критически наблюдаю, как Леголас опирается о стол и поднимается на ноги. Он прижимает руку к раненому боку, и я понимаю, что он собирается делать. — Не кланяйся.
Это такая мелочь, но его глаза сияют от благодарности и неуверенности.
— Леголас… — начинаю я.
Он качает головой, словно отгоняя мысли. Он мой сын, но большую часть времени я не понимаю, что твориться у него в голове. Я не знаю следует ли мне настаивать на разговоре или позволить ему высказать свое мнение, когда он будет готов.
— Я просто хотел поблагодарить тебя, — говорит он. — Спасибо, отец, за то, что нашел время поужинать со мной. Спокойной ночи.
***
Я оставляю сына и направляюсь в свои комнаты. Обычная ночная почта ждет меня на столе в гостиной, я поворачиваюсь к обслуживающему меня камердинеру, поглядывая на свитки.
Эльф помогает мне снять мантию и осторожно складывает ее, прежде чем унести для стирки. Я снимаю верхнюю тунику, пока второй слуга готовит для меня ароматную воду и лоскуты ткани, чтобы я мог освежиться перед сном.
Я снова смотрю на свитки. Они выглядят так же, как и каждый вечер, и учитывая дотошность Галиона, они вероятно сложены по важности. Но что-то в сегодняшнем отчете не дает мне покоя.
Я провожу мокрым полотенцем по лицу, рукам и груди, посматривая на бумаги, а слуга приводит в порядок мои волосы. Закончив, я махаю слуге рукой, он быстро понимает намек и убегает из моих покоев, унося использованные полотенца и таз с водой.
Я натягиваю пижаму и иду к столу, но не сажусь. Я беру свитки и быстро их просматриваю, чтобы умерить свое беспокойство. В бумагах отчеты о незначительных вторжениях, передвижении наших войск, местах разрушенных гнезд пауков, успехах учеников, колебаниях рыночных цен на «Дорвинион», проблемах с поставками зерна, ремонте водопроводных систем, доходах от сельского хозяйства, развивающейся торговли травами с соседними поселениями…
Я прочитал отчет еще раз. В свитках нет ничего экстраординарного, что могло бы меня так беспокоить. Я перечитываю отчет еще раз и понимаю, что меня беспокоит не его содержание, а то, что в нем не написано.
Нет никакого упоминания о Леголасе.
Но почему его имя должно быть в отчетах? Он во дворце, выздоравливает. Его не должны упоминать в отчетах.
Я перечитываю свиток снова, не понимая, что именно меня беспокоит. Но вспомнив как он смотрел на меня сегодня вечером, меня начинает подташнивать. Я снова думаю о его выражении лица, как будто он хотел что-то сказать, но не решился.
Прислушиваясь к интуиции, я хватаю свою мантию, быстро надеваю ее и иду обратно к спальне моего сына.
***
Я врываюсь в комнату без предупреждения и обнаруживаю, что мой сын как и я не спит. На нем халат поверх одежды для сна, как будто он собирался лечь в постель, но передумал. Он стоит перед книжной полкой, держа в руке две книги. Леголас выглядит более бледным, чем когда мы расстались этим вечером.
— Отец? — удивленно спрашивает он. Потом кладет книги в сумку, что стоит на столе, она уже наполовину заполнена его личными вещами.
— Ты куда-то собрался?
Леголас смотрит на сумку, а затем переводит взгляд на меня.
— Не пугайся, — осторожно отвечает он. Хуже слов, чтобы успокоить меня и не придумаешь. Увидев мою панику, он неохотно объясняет: — Мне кажется, я нездоров. — Он старается говорить спокойно, но начинает кашлять. — У меня уже была такая травма, и я знаю, на что обращать внимание. Мне сказали найти целителей, если что-то будет не так, и я выполняю этот приказ. Если тебе ничего не нужно, я пойду в целебные залы. Почему ты вернулся, отец? Не то чтобы твое присутствие нежелательно, но…
— Я волновался, — отвечаю я и подхожу к нему. — Леголас, сын мой, посмотри на меня. — Он делает как приказано, и я смотрю в его остекленевшие от боли глаза. — Тебе было плохо пока мы ужинали? Почему ты мне не сказал?
— Когда мне стало плохо я сказал тебе, — отвечает он. Иногда я восхищаюсь его упрямством, а иногда мне хочется встряхнуть его, пока он не даст мне прямого ответа. — Но я не был уверен, стоит ли немедленно идти к целителям. Мне уже сказали ожидать боли и дискомфорта, и они все равно должны будут осмотреть меня завтра.
— А сейчас тебе больно?
Он медленно кивает.
— Конечно, это может быть пустяк, — заявляет мой сын. — Но я знаю ограничения собственного тела. И вопреки распространенному мнению, я сказал тебе, что…
— Я знаю, что ты не пытаешься убить себя!
— Мне холодно, отец, — наконец тихо признается Леголас с грустью в глазах. — Никогда раньше мне не было так холодно. И у меня болит в груди.
Я прижимаю руку к его шее. Его пульс трепещет под моими пальцами, кожа горячая и липкая. Он дрожит под моим прикосновением и прижимает руку к раненому боку.
— Ложись обратно, — говорю я ему, пытаясь сохранять спокойствие. Я знаю, что такое лихорадка для солдата с переломом ребер. Могут возникнуть проблемы с легкими. Он тоже это знает, и боится осложнений. — Я позову кого-нибудь.
— Я могу дойти до целебных залов, отец, — решительно говорит он мне. — Там есть все необходимое, что может им понадобиться. Целители все равно прикажут меня туда перенести, так что с таким же успехом я могу пойти сам, пока у меня есть силы. Так будет быстрее.
Меня убеждает слово «быстрее». Возможно, мы рано обнаружили это осложнение и сможем предотвратить наихудшие последствия. Он также сдержал свое обещание и не перенапрягался, ел, когда я ему велел, и принимал лекарства в соответствии с инструкциями.
Он также мудро решил обратиться за помощью, когда ему стало хуже.
Возможно ему просто нужна дополнительная забота целителей, и вскоре он вернется к своему безрассудному поведению, по которому я соскучился.
Я подхожу к нему, и он охотно принимает мою помощь. Леголас колеблется лишь мгновение, и я понимаю, что он забыл подготовленную сумку.
— Я понесу ее, — говорю я, хватая сумку со стола. Внезапно я понимаю, что он приготовил книги, потому что ожидает, что задержится в целебных залах.
Мы идем вперед настолько быстро, насколько он может передвигать ногами. Мой сын кажется таким хрупким.
Коридоры пусты, если не считать меня и моего сына, а также нескольких слуг и стражников. Я прошу одного из слуг пойти в целебные залы и предупредить о нашем приходе. Два стражника идут рядом с нами, на случай если Леголас свалится. Но он идет самостоятельно, хотя и опирается на меня.
У входа в целебные залы нас встречает почти вся ночная смена целителей. Они подготовили все необходимое, а альков, отведенный для членов королевской семьи, уже хорошо освещен и готов к нашему приходу. Я усаживаю сына на кровать, и он устало но с благодарностью смотрит на меня, пока его осматривают.
А я стою рядом, прижимая к себе сумку с книгами.
***
Никто из нас не выспался.
Леголасу дали стакан жаропонижающего и обезболивающего чая, и теперь он сонно моргает. Но он сидит на кровати, подперев спину подушками, чтобы ему легче было дышать, но спать в таком положении неудобно. Он не знает куда положить голову и беспокойно вертится. Одеяло постоянно сползает с его плеч, мой сын вздрагивает и раздраженно дергает его обратно.
Иногда ему удается задремать, но целители постоянно будят его, чтобы он сделал несколько глубоких вдохов от застоя в легких.
Целители сказали, что пока что будут контролировать температуру Леголаса, давать есть и пить. Температура будет то подниматься, то опускаться, и скорее всего ситуация ухудшится, прежде чем ему станет лучше. Но принц молод и силен. У целителей есть все основания надеяться, что с ним все будет хорошо.
К раннему утру Леголас полностью проснулся и несмотря на раздражительность из-за дискомфорта и недосыпания, почувствовал себя лучше. Лихорадка почти прошла и он гораздо лучше выглядит.