Кремлар оторвал взгляд от своей маслобойки.
- В чём дело? – мягко спросил дварф. – Снова поцапалась с Эревисом Кейлом?
Лараджин раздражённо вздохнула.
- Я не виновата, что кубок опрокинулся и всё вино разлилось, - сказала она, запустив палец в один из синих разрезов на рукаве платья. – Как можно требовать от человека подавать завтрак в такой униформе? Эти рукава за всё цепляются.
- Теперь понятно, откуда пятно, - сказал Кремлар, кивнув на её юбку. Он достал рукоять маслобойки, и в котелок струйкой потекло масло.
Лараджин опустила взгляд. На белой ткани её платья виднелась расплывшаяся красная линия. Она уставилась на дварфа, сидевшего за верстаком, подогнанным к его крепкому, но невысокому телу. Дварфа окружали составляющие его работы: каменные ступки с растолченными пряностями; горшки с ярко-красными, синими и фиолетовыми красками; подносы с благоухающими цветочными лепестками; и горшки с липкой, зловонной древесной смолой. Изготовление духов требовало множества разных пачкающихся ингредиентов, но каким-то образом Кремлар всегда оставался безупречно чист. Даже его руки – с золотыми кольцами на каждом пальце и кольцом с медальоном на большом – были чистыми и розовыми, без единой крупинки порошка и без единого пятнышка смолы.
- Как у тебя это получается? – спросила Лараджин, расшнуровывая свой тесный золотой жилет спереди.
- А? – снова поднял взгляд Кремлар. – Получается что?
- Оставаться таким чистым, - ответила Лараджин. – Господин Кейл постоянно читает мне лекции о моей униформе и о том, что я не соответствую стандартам имения Ускевренов. Он хочет, чтобы я носила уголь, не испачкавшись, и скребла горшки, не промочив рукава. Он вечно нашёптывает что-то госпоже Шамур, и я уверена, что это обо мне. Когда сегодня утром я разворошила угли у неё в комнате, госпожа посмотрела на меня холодным, как зима, взглядом. Она всегда следит за мной. Уверена, господин Кейл сказал ей, что это я оставила в зале швабру, о которую споткнулся её гость, и что это я обожгла утюгом маскарадное платье Тази. Если бы не родители, она бы уже уволила меня – а это просто нечестно, потому что я стараюсь. Просто дело в том…
Кремлар закончил мысль девушки за неё:
- Ты квадратная пробка в круглом горлышке, - сказал он. – Как ни пытайся, углы себе ты не скруглишь.
Лараджин нахмурилась.
- Ты хочешь сказать, что я стараюсь недостаточно?
Кремлар покачал головой.
- Нет. Однажды ты найдёшь квадратное отверстие – как я, - он поднял короткие, но ухоженные пальцы. – Можешь представить эти руки с лопатой или киркой? Я чувствовал себя точно так же, когда отец попытался сделать из меня шахтёра. Я люблю сверкающие камни, но пыль и пот – фу!
- По крайней мере, они выпускают меня за покупками, - сказала Лараджин. – Господин Кейл никогда не жалуется, если я задерживаюсь. Кажется, он рад от меня избавиться.
Лараджин стала стягивать платье через голову. Кремлар вежливо отвёл взгляд, пока она не переоделась в более удобную одежду, которую хранила в задней части его лавки; коричневую юбку-штаны и серую рубаху с рукавами, которые плотно застёгивались на пуговицы от локтя до запястья. Сбросив свои туфли из чёрного бархата, Лараджин надела промасленные кожаные сапоги с мехом. Они были функциональными, как и всё остальная её одежда; хранили ноги сухими, даже когда она стояла по щиколотку в сточной воде.
Было здорово вылезти из дурацкой и пышной униформы служанки. Лараджин встала и провела пальцами по волосам, откидывая их с глаз. Она потянулась за плащом.
- Собралась в сад? – спросил Кремлар. Это было скорее утверждение, а не вопрос; Лараджин всегда пробиралась в Охотничий сад, когда ей нужно было прочистить голову.
Девушка кивнула.
- Захватишь мне кое-что? – спросил Кремлар. – Я не поскуплюсь; тридцать воронов, если сумеешь их найти.
- Найти что? – спросила Лараджин. Она могла догадаться. Не в первый раз она получала выгоду от своих незаконных вылазок в частные владения хулорна.
Дварф встал из-за верстака. Он был Лараджин всего по грудь, так что ему пришлось встать на цыпочки, чтобы достать с полки толстую книгу. Он пролистал страницы, затем похлопал пальцем по рукотворной иллюстрации ярко-красного цветка, двойные лепестки которого напоминали женские губы.
- Они называются Поцелуями Селун, - сказал дварф. – Есть и эльфийское название, но я даже не стану пытаться его произносить. Они цветут лишь в самый разгар зимы, и листья обладают золотым оттенком. Название поэтично: говорят, что цветок вырастает после того, как богиня поцелует голую землю в разгар особенно суровой зимы. Цветы обладают богатым ароматом. Этот цветок необычайно редок, но говорят, что у хулорна в саду есть пара саженцев. Если он не затоптал его копытами своей лошади на охоте и не позволил сорнякам их задушить.