Шамур обдумывала новую серию грабежей, но долги Карнов были такими огромными, что даже она не могла украсть достаточно. Единственной надеждой был союз посредством брака с другой купеческой семьей, готовой обеспечить массивные финансовые влияния.
Тамалон Ускеврен с радостью попросил руки дочери Линдриана, единственного пригодного для брака дитя в семье. Ускеврены были богатыми, но многие семьи презирали их за прошлые дела с пиратами. Может быть, Тамалон готов был дорого заплатить за невесту Карнов именно потому, что надеялся вернуть уважение собственному дому. А может быть тайно — как было у него в обычае — любил девушку на самом деле. Это было неважно. Важно было, что брак должен был скоро состояться.
Должен был. Пока неизвестный враг Карнов не воспользовался ядом или тёмной магией, чтобы всё испортить. Теперь...
Фендо схватил Шамур за запястье своей сухой, слабой, усеянной пятнами рукой. Удивлённая, она повернулась к нему — и отдернулась от лихорадочного блеска в слезящихся глазах.
-Ты выглядишь в точности, как она, - сказал он. - И никто, кроме семьи, не знает о твоём возвращении.
-Мама? - спросила Тази.
-Да, - отозвалась Шамур, отрывая взгляд от зеркала. - Со мной всё в порядке. Идём.
Пока они крались по коридору, Шамур мрачно размышляла, почему магия заставляет её переживать плохие времена, те мгновения, когда жизнь становилась хуже.
Что ж, нет смысла волноваться. Лучше оставаться начеку и смаковать то резкое чувство, которое рождалось окружающей опасностью. Это и приятный вес меча в её руке.
Коридор делал поворот, которого не было здесь раньше, до начала оперы, а затем упирался в тупик. Преграда в его конце напоминала пробку из сырого, жирного мяса. Дамы Ускеврен вернулись назад и в конце концов нашли другой маршрут, ведущий к выходу, которым гости воспользовались в прошлый раз.
-Будем надеяться, за ним по-прежнему расположен охотничий сад, а не Великий ледник или какое-то другое место, - с кривой ухмылкой заметила Тази. Она открыла дверь.
Громыхнула музыка, и у Шамур закружилась голова. Головокружение тут же прошло, и она увидела, что дверь действительно до сих пор обеспечивала доступ в амфитеатр, хотя открывшееся зрелище казалось не особенно гостеприимным.
Котёл в земле кипел от фиолетовых искр, как будто там кружились миллионы светлячков. Сверкающее облако было таким густым, что сложно было различить что-то внутри, но Шамур видела, что большая часть аудитории по-прежнему находится в ступоре. Однако одна фигура — руки исчезли, а ноги сплавились вместе — старатель ползла вверх по одному из проходов, а на одной из скамей дальше всего от сцены мужчина и женщина угощались мозгами трупа с разбитым черепом.
Несколько огоней сверкали и за пределами открытого театра, и ландшафт тут и там усеивали похожие на мираж образы — заснеженная вершина, город острых пастельных башен, парящих в облаках, подземный поток мерцающей лавы — как будто магия Геррена открывала ворота между охотничьим садом и другими местами.
-Пойдём, - сказала Тази. Две женщины устремились вперёд.
-Возможно, придётся использовать силу, чтобы остановить музыкантов, - сказала Шамур. - Только не убивай их. Они не осознают, что делают.
-По-твоему, я какая-то кровожадная тварь? - отозвалась Тази. В воздухе перед ними кружились красные и жёлтые световые колёса.
Цвета потекли и превратились в фигуры — пару существ, наполовину людей, наполовину леопардов с роскошными золотыми розочками на их багровых шкурах. Каждый сжимал по короткому, изогнутому, с одной режущей кромкой мечу в каждой руке. Взревев, они бросились в атаку.
Когда Шамур отступила на шаг, она подскользнулась, и это едва не стоило ей полной утраты равновесия. Она всё равно сумела парировать первый удар противника, а затем расколоть ему череп, прежде чем он успел нанести второй. Она развернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Тази проводит рискованный, но зачастую эффективный манёвр, известный под названием Тычок Борова, одновременно приседая, чтобы уклониться от выпада оставшегося леопарда, и вонзая своё остриё ему в живот. Существо булькнуло и упало.
-Хорошая работа, - похвалила Шамур. Тази посмотрела на неё так, как будто похвала матери была самым странным событием, испытанным ею сегодня вечером.