К черту.
— Очень нравится.
Я отправила девочкам сообщение в групповом чате, что опаздываю, и у меня было достаточно времени, чтобы принять душ и привести себя в подобие формы. Я выбрала светло-зеленый сарафан длиной чуть ниже колен и закрутила волосы в заколку, слишком измотанная, чтобы сделать что-то еще.
Групповой чат тут же взорвался дюжиной непристойных комментариев о том, что мы с Деймоном исчезли с лица земли на последние несколько дней.
Солнце согревает меня, пока я иду к кафе, где встречаюсь с девушками. В груди разливается легкость, почти головокружительное счастье овладевает всеми моими чувствами. Кажется, что все в мире идеально.
Иногда в городе трудно заметить красоту, но птицы щебечут, а листья приобретают ржаво-красный цвет, намекая на грядущую осень. Скоро наступит погода свитеров, тыквенного латте и сапог Ugg. Мне не терпится увидеть лицо Деймона, когда я достану свой плед с кошачьими мордочками.
Через тротуар от меня живет женщина. Она не может быть старше нескольких лет. Одежда сидит на ней идеально, швы аккуратные и поджатые, что выделяет ее в этом районе как бельмо на глазу. И судя по тому, как она смотрит на свой телефон, а потом вверх и вниз по улице, она явно вышла из своей зоны комфорта.
— Вы знаете, куда идете?
Я одариваю ее самой дружелюбной улыбкой, зная, что люди здесь не доверяют незнакомцам, и надеясь, что то, что я другая женщина, поможет снять эту тревогу.
Она улыбается, но улыбка натянута, изогнута слишком высоко вправо, как будто в ней что-то не так. Как будто она хочет быть в три раза больше, но сдерживается.
— Да, простите, кажется, я вышла из автобуса не на той остановке.
Я еще раз окидываю взглядом ее наряд, замечая сумочку Hermès, и напряжение нарастает в моем позвоночнике. Это не та женщина, которая ездит на автобусе.
— О, это полный отстой. Какой маршрут ты выбрала? Д1 или В2? — спрашиваю я, прекрасно зная, что ни того, ни другого не существует — в Бостоне не используют букв для обозначения маршрутов.
Между ее бровей появляется тонкая линия. — Определенно Д1. Разве это не так?
Беспокойство оседает на моих плечах, и я делаю неуверенный шаг назад. Незнакомка улавливает это движение и качает головой.
— Не стоит этого делать. Ты никуда не пойдешь, Мисти.
Из-за угла раздается визг шин, к обочине подъезжает фургон, его большая боковая дверь открывается, чтобы показать мужчину, которого я никогда раньше не видела, держащего пистолет прямо у моего лица.
Все эпизоды, связанные с выживанием, учили меня не садиться в машину. Что ничего хорошего во втором месте не бывает, поэтому я делаю то, что кажется мне безумием, и бегу.
Я успеваю сделать всего три шага, как крепкая рука обхватывает мой живот, и от силы удара у меня перехватывает дыхание. Я пытаюсь набрать воздух в легкие, как вдруг мне затыкают рот тканью.
Мир становится черным.
Мое тело раскачивается, словно на волне, и от этого движения рот наполняется слюной, когда я пытаюсь удержать свой и без того скрученный желудок. Сквозь ослепляющую головную боль пробивается визг тормозов. Мир вокруг меня медленно проясняется, но все происходящее не имеет никакого смысла. Последнее, что я помню, — это как я шла на встречу с девушками.
Нет… последнее, что я помню, — это слишком широкая улыбка и глубокие черные волосы. Черт.
Страх пронзает меня, и я изо всех сил стараюсь дышать ровно. Меньше всего мне сейчас нужно, чтобы они поняли, что я не сплю.
Я протискиваюсь сквозь боль в голове и пытаюсь сориентироваться. Я лежу на чем-то твердом, но оно не холодное, как металл. Скорее, это металл, покрытый какой-то колючей тканью. Слезы застилают глаза, и я понимаю, что нахожусь в задней части фургона.
— Проснись, — говорит глубокий голос и сопровождает это ударом по грудине.
Воздух вырывается из моих легких, и я задыхаюсь, пытаясь вдохнуть, и кашляю, пока кислота не заполняет мой рот.
— Ты очнулась. Хорошо, — говорит мужчина, ногой переворачивая меня на спину. Сзади нет окон, поэтому свет проникает только через лобовое стекло, придавая всему приглушенный серый оттенок.
— Пошел ты.
Я выплевываю желчь, скопившуюся у меня во рту, в его сторону, получая еще один пинок.
Он ждет, пока я приду в себя, чтобы заговорить снова. — Ты меня помнишь?
Я осматриваю его лицо, ища узнавание в каждой детали, и осознание этого поражает меня сильнее, чем любой пинок. Энтони Риччи смотрит на меня с ненавистью в глазах, словно я отвратительная букашка, которую ему не терпится раздавить.