— Очень по-канадски с твоей стороны, — пробормотал он, проводя большим пальцем по моей щеке и ловя шальную слезу. Он нежен со мной, но в его взгляде сквозит холод, а тело становится жестким, выдавая нарастающую в нем ярость.
— Скажи мне, что случилось, и я все исправлю.
Его серые глаза сверкают серебром, когда он изучает меня.
— Все… все в порядке.
Мне нравится мысль о том, что Деймон может выследить Томаса и разрушить его жизнь, но для этого нужно посмотреть правде в глаза.
Прохладный воздух ударяет мне в спину, когда он убирает руку, и я вздрагиваю, пытаясь ухватиться за разорванный шов платья. Внезапно даже мысль о том, что он увидит мои шрамы, о том, как я была сломлена, вызывает у меня рвоту. Я хватаюсь за швы платья, сжимая их в яростном захвате.
— Я не могу.
Он откидывает голову назад, в его глазах написана боль.
— Просто… просто оставь мое платье.
Мой голос почти кричит, и я вижу, как его лицо теряет цвет.
Деймон смотрит на меня несколько секунд, затем кивает и притягивает меня к своей груди. Я чувствую, как его сердце бьется о мое, когда он втягивает воздух. Его тело дрожит, как будто он использует каждую унцию своей силы воли. Его руки прижимают меня к себе, сжимая один раз, а затем отпуская. Он целует меня в макушку, а затем встает и, не говоря ни слова, уходит в ванную.
Я падаю обратно на диван. Я расстроила его, но не знаю, что сказать, чтобы исправить ситуацию. Меня волнует его мнение больше, чем я хочу признать.
Я хочу, чтобы он видел меня такой, какая я есть сейчас. А не как сломленную девушку, которой я была.
Глава 25
Деймон
Дверь спальни захлопывается за мной, и я прижимаюсь к ней спиной. Каждый инстинкт во мне кричит, чтобы я вошел туда и потребовал узнать, кто это был, чтобы я мог разрубить его на части, дюйм за дюймом, пока они смотрят. Кто-то обидел мою девочку. Какой-то больной ублюдок посмел наложить на нее руки, и я собираюсь причинить им боль в ответ.
Только страх в ее глазах и дрожащее тело в моих руках удерживают меня на месте. Я нужен ей здесь, а больная, извращенная версия меня ей не нужна.
Меня чуть не стошнило, когда она вздрогнула и схватилась за платье. Это небольшое движение сказало мне все, что я хотел знать о том, что с ней произошло. Я хочу бушевать, но важно не то, чего хочу я, а то, что нужно ей.
И сейчас ей меньше всего нужно, чтобы я топтался у нее дома, запугивая ее.
Я хватаю телефон и пишу Матиасу.
Я: Найди ее прошлое.
Матиас: Я знаю, что ты новичок во всей этой истории с мужем, но даже я понимаю, что тебе стоит просто спросить ее.
Моя челюсть сжимается, и я дышу через нос, пытаясь держать себя в руках.
Я: Кто-то причинил ей боль.
Матиас: О, черт. Дай мне несколько часов.
Я делаю несколько глубоких вдохов, подавляя свой гнев, пока он не становится тихим кипением, и кладу телефон на комод. Схватив из сумки одну из своих серых спортивных толстовок, я возвращаюсь в гостиную.
Мое сердце замирает при виде ее. Она забилась в угол дивана, розовые волосы растрепались на висках, а колени подтянуты к груди. От ее уязвимости мне хочется упасть перед ней на колени и умолять ее позволить мне стереть это. Вместо этого я подхожу к ней и зажимаю между нами свитер.
— Руки вверх.
Свидетельством того, насколько она встревожена, является то, что она поднимает руки и позволяет мне опустить толстовку ей на голову без единого слова протеста. Она падает вокруг нее, обнимая все тело, и я откидываюсь на пятки, принимая ее в себя. Она хорошо выглядит в моей одежде.
Прежде чем я успеваю совершить какой-нибудь идиотский поступок, я иду на кухню и приношу ей стакан воды, одной рукой перетаскивая ее к себе на колени. — Выпей это.
По-видимому, я уже сведен к односложным ворчаниям.
Она делает маленький глоток. — Я в порядке, правда.
Я поднимаю бровь от ее лжи.
— Просто… сейчас я в порядке.
Я ищу на ее лице затаенный страх и, не найдя его, прижимаюсь к ней лбом. — Ты можешь мне сказать.
— Я знаю, — отвечает она, но ничего не уточняет.
Наконец я отступаю назад, беру пульт, и на экране появляется швейное шоу. Это какое-то соревнование, кто сошьет лучшее платье. Я меняю наши позиции так, что я прижимаюсь к дивану, а она прижимается к моему боку.
— Мы не обязаны это смотреть.
Она колеблется.
— Тебе ведь нравится, да? — бормочу я.
Она смотрит на меня в сторону, между ее бровей пролегает восхитительная линия. — Э… да.